Смертью короля обозначился конец эпохи. Современники, возможно, не смогут этого оценить, а если и смогут, то только не дети. Для одиннадцатилетней Ливии со смертью короля закончилась её старая жизнь. Жизнь, где она могла смотреть на человека и понимать, что вот за него её отец отдал самое дорогое, что у него было – свою жизнь. Он верой и правдой служил своему государю, сохранил свою честь и увековечил имя.
Гай Диллингхэм. Она не помнила его лица, но оно неизменно представлялось ей благородным, немного размытым, но… чем-то похожим на лицо покойного короля. Таким же красивым. Только волосы у него должны были быть рыжими, а глаза серо-зелёными. Почему серо-зелёными? Ливия не знала. Просто ей очень хотелось, чтобы они были серо-зелёными. И всё.
На похоронах Его Величества Ливия плакала. Она не смогла сдержать слёз, как бы ни пыталась. Они текли быстрыми солёными ручьями, а девочка пыталась не разреветься вслух. Король умер. Да здравствует Король.
Ей было очень жаль Маргарет и новорождённую Доротею, которая, как и она, никогда не увидит своего отца. Последнюю, наверное, было жальче больше всего, потому что Ливия понимала, какого это – не знать своего отца.
Ну и, конечно, ей было жаль Эсмонда.
Ливия не считала свою долю незавидной, но знала, что она таковой является. Что свалилось на плечи молодого монарха, девочка представить попросту не могла, но чувствовала, что много всего. Возможно, слишком много.
Как бы то ни было, но мысли об Эсмонде посещали Ливию… Ммм… Посетили раз и ушли, поскольку у неё были более насущные проблемы и более близкий человек – младшая сестра Его Величества. Девятилетняя девочка, чьи проблемы и беды были ей куда ближе и понятней, что бы мы ни говорили.
Но на следующий день Её Величество уделила много внимания своей дочери, и Ливия внезапно оказалась совершенно свободна.
Проснувшись утром, она внезапно почувствовала, что совершенно свободна. Свободна от горестей вчерашнего дня. Ещё и суток не прошло, а плакать больше не хочется. Если только самостоятельно себя до слёз довести бесконечной жалостью к себе, да к роду Уоллингфорд. Но это быстро надоело. Смахнув слезу, девочка посидела на кровати, задумчиво посмотрела на потолок, ни о чём, в общем-то, не думая, а потом начала собираться.
Её одели, причесали и отправили на все четыре стороны.
Хотелось чего-нибудь эдакого. Не в салочки поиграть, конечно, но какого-то движения. И она пошла в сад. Иногда её голову посещали совершенно дикие мысли, аля, что будет, если залезть на дерево? Или обзаведись она пращой? Она видела такую у сына кухарки. Точно! Праща! Вдохновившись этой идеей, девчушка развернулась на каблуках и устремилась совершенно в противоположную сторону.
У неё появилась цель.
Чего ей стоило выбить у мальчишки его игрушку, история оставит без ответа. Факт остаётся фактом: в руках одиннадцатилетней Ливии была самая настоящая праща. И маленький камушек, который ловко ложился на середину.
Посмотрев по сторонам и не найдя никого, Ливия высунула язык, забывшись в оживлении и предвкушении, и раскрутила свою новую игрушку.
Но что-то в тот день пошло явно не так. Праща выскользнула из рук маленькой леди Гвайт и полетела… хорошо полетела, в общем. Девочка вылупались, но тут же помчалась за пращой. Она не думала, что кого-то может убить подобным образом, и уж точно она не думала, что праща влетит в куст, за которым сидел бывший принц, а ныне король всея Камбрии.
Гвардейцы среагировали быстро, и когда Ливия приблизилась к ним, праща уже находилась в чужих, ответственных руках.
Это было попадалово.
- Ваше Вы… Величество, - Ливия быстро склонилась в поклоне перед Эсмондом, стоило его только увидеть, а в голове всего одна мысль: «это конец». Конец её игре, конец сыну кухарки, у которого девочка позаимствовала полноценное, по сути, оружие (откуда у него оно только, да?), да и вообще всему.
Впору было застонать, но Ливия лишь губу закусила, не смея поднять глаза на сына Арго Первого.
