Признать в наступившем времени года осень, не составляет труда. Хотя бы по тому как размыта (хотя и не так сильно, как могла бы) запущенная проселочная дорога, уже поросшая травой. Лошадь Солары измучена, но деревня, к которой она направляется, уже близко. Сол, впрочем, не покидает чувство тревоги, словно там она не сможет найти никакой помощи. И укрепляется в своих подозрения, увидев заборы из покосившихся, подгнивших досок, брошенные дома и запустение. Но вернуться нет ни возможности, ни желания. Ей ведь известно, что через эту деревню пролегает дорога в лес, особенный и полный чудес, куда попасть Солара обязана. Других путей не существует. Она не знает почему. Просто знает, что их нет.
Внезапно лошадь останавливается. Дорогу преграждают насыпанные поперек дороги кучи песка и мусора. Видно, что они здесь давно и тоже поросли травой. Объехать невозможно: справа от дороги протекает небольшая вяло текущая, поросшая прибрежным кустарником, превращенная в сточную канаву, речка, а слева заборы. Взять такое препятствие уставшая лошадь тоже не сможет.
Леди Кардидд охватывает гнев. Она знает, что это дело рук местных жителей. Сначала они просто выбрасывали ненужный мусор на давно никем не используемую дорогу, а потом начали делать это нарочно, чтобы преградить дорогу тем, кто направляется в лес. Не потому что они опасаются за людей которые могут туда попасть. Просто они не хотят, чтобы кто-либо попал туда без их ведома. Солара хмыкает, и презрительно смотрит в сторону покинутых домов. Она помнит, ведь однажды уже побывала в этом лесу, что есть другая дорога. Именно по ней, ей в первый раз удалось проникнуть туда. И дорога эта не очень далеко. Сол решительно разворачивает лошадь и почти сразу же оказывается у развилки, где от главной дороги отходит ответвление, которое обходя болота и ручейки, ведет прямо в лес. Однако, на этой дороге вырыта аккуратная четырехугольная яма, странно напоминающая свежую могилу, только раза в четыре шире и глубже. Яма заполнена грязной мутной коричневого цвета дождевой водой. Кустарники и деревья примыкают к дороге слишком близко и объехать их невозможно.
«И здесь постарались», − со злостью думает леди Кардидд.
−Миледи хочет попасть в лес? – за спиной слышится скрипучий старушечий голос. Обернувшись, Сол видит его уродливую обладательницу, непонятно откуда взявшуюся, которая принимается увещевать девицу обратиться за помощью к одному из местных. Его двор расположен совсем рядом и прилегает прямо к лесу. Пока старуха объясняла, как до него добраться, Солара, почуяв неладное, быстрым взглядом окидывает развилку, замечая затаившихся за кустарниками и деревьями столь же старых и уродливых созданий, которые, судя по всему, промышляют разбоем. Их очередной жертвой Сол становиться не собиралась, а потому, она дает старухе договорить и очаровательно улыбнувшись, позволяет ей потянуть руку за поводьями. Сама же впивается лошади в шею ногтями, вынуждая животное замотать головой, а затем и встать на дыбы. Старуха не успевает даже вскрикнуть, когда передние копыта лошади опускаются прямо на её череп, который раскалывается, словно гнилой орех. Солара отворачивается и старается успокоить лошадь, замечая, что пыл разбойников удалось остудить. Ветер доносит до леди Кардидд их ропот, их которого удается услышать лишь слова «дитя леса». Сол хмурится, но задумываться или выспрашивать о значении времени нет, и она разворачивает лошадь в сторону деревни. Лишь добравшись до двора, который описывала старуха, и спешившись, девица поняла значение тех слов. Лес быстро убивает всех, кто входит в него, и медленно все что расположено рядом с ним. Солара сумела отреагировать быстро. Смерть старухи тоже была быстрой. Ведьмы обладают быстротой мышления, это известно всем. И они близки к природе, особенно к лесу. Даже сейчас, стоя на неухоженной лужайке, он манит Солару, несмотря на опасности, которые могут подстерегать её. 
Шаг, второй, третий… Девица закрывает глаза и чувствует, как чаща затягивает её. Она знает, что должна быть здесь, что её ждут, чтобы рассказать о чем-то важном. Но шепот ветра настолько тих, что разобрать ничего не удается. Лес это, кажется, понимает и ветер прекращается. Солара в растерянности осматривается, опасаясь, что говорить с ней больше не пожелают. Она хмурится, но в этот момент ощущает прикосновение к своему плечу. Обернувшись, девица вскрикивает, увидев обезображенную, обожженную правую руку младшей сестры, Кьяры, и тут же просыпается.
− Лиа, − призывает леди Кардидд служанку, − помоги мне сейчас же. И выясни где Кьяра, но не говори, что я ищу её.
− Она наверняка еще спит, миледи, − робко замечает служанка.
Солара только сейчас, когда сон постепенно тает, уступая место реальности, понимает, что еще лишком рано.
− Мне нужно одеться, а затем отправляйся на кухню и вели, чтобы кухарка подготовила завтрак. Когда сестра проснется, поможешь ей и приведешь ко мне, в трапезную. И если хоть волос упадет с её головы, тебе несдобровать. Поняла меня?
− Да, миледи, − покорно произносит она, принимаясь за работу. Когда же девица была облачена в платье, и села напротив зеркала, чтобы Лиа причесала её, раздался робкий стук в дверь. Солара бросилась к двери, прекрасно зная, кто за ней стоит.
− Кьяра, − Сол ласково улыбнулась сестре. – Проходи. Мне осталось только причесаться. А потом можем отправляться завтракать.

«Вот паршивка», − проносится в мыслях Солары, закрывая за вошедшей сестрой дверь своей спальни. – «Сказала же ничего не говорить. И ведь знает, что я без неё, как без рук и не то, что не проучу, вообще пальцем не трону», − досадливо думает леди Кардидд.
Однако, выход из положения, она находит быстро:
− Разве старшей сестре нужен повод, чтобы повидать и разделить трапезу с младшей? – мягко спрашивает Сол. – Ты, кажется, собиралась на ярмарку сегодня? Составить тебе компанию?
Окруженная сиянием горящих свечей, девица возвращается на свое место и вновь садится напротив полированной пластины, служащей ей зеркалом, ожидая, когда Лиа, наконец, соизволит убрать её волосы. Пламя свечей, спокойно вздымаясь в ночном воздухе, отражается в золотых львятах, которыми было усеяно синее покрывало кровати. На стенах лучились мягкими складками парчовые драпировки, а на полу лежал ковер, край которого придавил собой большой жестяной сундук, украшенный вырезанными из дерева изображениями добрыми духами лесов и озер.
Служанка, напевая какую-то незамысловатую мелодию, принялась расчесывать светлые волосы Солары, а тихий голос ее гармонировал со спокойствием свечей. И что удивительно, не отвлекал девицу от собственных мыслей, как, впрочем, и приятный голосок Кьяры, повествующий обо всех чудесах, что обещает юной девушке ярмарка.
Непоседливость четырнадцатилетней Кьяры, легко объяснима, и винить её за это было бы неразумно. Старшей же леди Кардидд исполнился двадцать один год. И на чувства первенца, получившего в подарок возможность тонкого чувствования мира, лег уже отпечаток созревающей личности.
Существует нечто, именуемое знанием жизни, − нечто, недоступное пониманию для человека, не достигшего определенного возраста. Его невозможно передать тому, кто моложе тебя, поскольку оно лишено логики и не подчиняется установленным законам и правилам. Ведь нельзя обучить младенца ходить, объяснив ему все логически,− ему все равно приходится на собственном опыте овладевать странной наукой устойчивого хождения. Что-то похожее присуще и знанию жизни − передать его юной девице представляется не только невозможным, но даже глупым. Остается лишь предоставить ей возможность долгие годы накапливать необходимый опыт. И в конце концов, лишь улыбнуться, когда она начинает жить опираясь не на принципы, не на логические построения, не на понимание хорошего и дурного, но лишь на особое и изменчивое ощущение равновесия, зачастую отрицающее все перечисленное выше. Надежд на то, чтобы жить поисками истины, любви, развлечений и удовольствий у нее уже не остается, но с этой поры она продолжает жить, руководствуясь седьмым чувством. Чувство устойчивости, приобретенное, когда она училась ходить, было шестым, отныне же она обладает седьмым чувством − знанием жизни.
Медленное его обретение, с помощью которого и мужчины, и женщины умудряются проплывать бурными водами этого мира, полного войн, страхов, злоречия, обретение это не сопровождается ощущением торжества. Ребенок еще может, торжествуя, воскликнуть: я научился ходить и не падать! Седьмое же чувство осознается без восклицаний. С обретением его, многие проблемы и порывы сходят на нет. В сущности говоря, седьмое чувство медленно убивает все остальные.
Достигнув этой ступени, напрочь забывается то время, когда этим чувством еще не обладали. Мы начинаем забывать, продолжая свое уравновешенное движение, что было, вроде бы, время, когда наши молодые тела пылали жаждою жизни. Вспоминать о подобных чувствах  невеликое утешение, а потому память о них отмирает в нашей душе.
Соларе, любовавшейся красиво убранными волосами и думавшей о том, как защитить Кьяру, шел двадцать второй год. Она не прошла и половины пути к могиле, не была даже немощна или стара, но в свои годы чувств, благодаря своему дару, имела все семь. И, наверное, немного завидовала тому хаосу, который владел душой и чувствами младшенькой. Возраст, в котором увлекаться красотою вещей вполне возможно, а сердце способно переполняться радостью и печалью столь всеобъемлющими, что в них могли бы вместить в себя несколько Королевств. И чтобы уравновесить это прекрасное качество − неспособность утихомириться и перестать, наконец, докучать взрослым людям.
Робкий стук в дверь прерывает дальнейший полет мысли. Одна из служанок говорит, что завтрак почти готов. Солара кивает девушке, работающей на кухне, и обращается к младшей сестре:
− Идем? А после можем навестить ярмарку. Покажешь мне все, о чем рассказывала? – леди Кардидд снова улыбается сестер и берет её за руку. За ту самую руку, которую она должна будет сохранить такой же, какая она сейчас, не допустив чтобы видение из сна сбылось.

−Конечно. Мы успеем везде, если поторопимся, − воодушевление в голосе сестры заставляет сжать её хрупкую ладно чуть сильнее и постараться покинуть свои покои как можно неспешнее. Солара прекрасно понимала, что если они поторопятся, то действительно успеют везде, в том числе и туда, куда не надо. Того, чем треклятая спешка могла в конечном итоге закончиться, отчаянно хотелось избежать.
Знакомый обеим девицам путь до места, где на протяжении всей их жизни трижды в день проходят трапезы, прошел под хныканье Лии, которая хотела, чтобы её взяли с собой.
«Выслужиться у тебя не получится», − подумала Сол.
−Ты нужна мне в замке, − произносит леди Кардидд тем тоном, после которого прислуга ходит как шелковая. Видимо, сказано это было достаточно громко (либо кто-то опять подслушивал разговоры своих господ, чтобы потом было обсудить на кухне), потому как отворив дверь, одна из прислуживающих в замке девушек только что на колени не упала, смиренно произнеся:
−Завтрак, миледи.
Судя по всему, она только что закончила с приборами, которые, к слову, находились именно там, где они должны были быть, поблескивая на пробивающимся на стол лучике солнца. Подали овсянку, мед, молоко, вареные яйца и зажаренную до хрустящей корочки рыбу. Завтрак получился сытный, а значит, Соларе можно было не беспокоиться из-за того, что они могу проголодаться. Есть им не захочется до самого обеда. В любом случае, можно будет что-нибудь купить и на месте.
− Найди конюха, − обращается леди Кардидд к своей служанке, когда трапеза подходит к концу. – Да скажи, чтобы моя лошадь была готова.
− Да, миледи, − отвечает Лиа и отправляется.
− Не волнуйся, − мягко касаясь щеки сестрицы, произносит Сол. –Андромеда выдерживала непростой характер Фреи. Нас двоих она и подавно выдержит. Если хочешь, можешь спуститься и ждать меня на месте. Или прихватить с собой что-нибудь на дорогу, − улыбнувшись говорит девица. – Я спущусь как только заберу из своих покоев несколько золотых монет, которые на ярмарке нам непременно понадобятся, − подмигнув Кьяре, пояснила Солара, стараясь как можно спокойнее вернуться в свою комнату. Нужно было взять не только деньги, нужен был также дорожный плащ. И еще кое-что, что может пригодиться.
«Лишним точно не будет», − подумала девица, прихватив обернутый в ткань небольшой дешевенький медальон, в котором хранилась мазь, походившая на воск. Её Сол приготовила лично (рецепт разузнала от травников), в тайне от отца и ото всех остальных домочадцев, не имевших понятия о том, что в леди Кардидд была пробуждена магия. Следовало держать это в тайне как можно дольше. Для всех.
«По крайней мере, до тех пор, пока магия не будет в моде при дворе», − думается Соларе, когда она ловко, легко и быстро минует лестницы замка. Наконец, она достигла конюшни, двери которой приветственно распахнулись. Вышедший навстречу девице мальчик, держал под уздцы любимицу Сол – молодую кобылицу, которую нарекли Андромедой. Рядом семенила и Кьяра.
– Помоги леди, Колин, – обращается она к конюху. – Я заберусь сама, – останавливает его девица, бросая в руки мальчика серебряную монету.
Лошадь взяла с места плавно, и едва ворота закрылись, перешла на рысь. У кромки леса, который нужно было пересечь, чтобы добраться до ярмарки, Солара послала кобылицу галопом.
Солнце, вставая, окрасило пламенем ртуть протоков и мерцающий ил. Сколько заняла дорога, леди Кардидд не знала, для неё она пролетела незаметно, в раздумьях, которые назвать радужными нельзя.
Однако, как только перед взором сестер раскинулась ярмарка, где несмотря на ранний час уже было довольно многолюдно, и рынок, где под остроконечными шатрами можно купить сладости, бальзамы, драгоценные камни, специи и многое другое, как её потянуло с головой окунуться в эту сутолоку.
− Мне здесь нравится, − задумчиво произносит Сол, спешившись сама и помогая Кьяре. – Ну, ведите меня, дражайшая сестрица. Ты здесь уж точно знаешь все лучше меня.

Солара кивает и отправляется вслед за сестрой. Хотя здесь и не было того, что заинтересовало бы леди Кардидд, она не видела ничего предосудительного в праздном интересе к бесполезным, но красивым вещицам. Перед глазами мелькает вереница шатров с мешками, сумками, монетницами, кошельками и кожаными браслетами, сменяясь разнообразными тканями, острый слух улавливает, как в небольшом загоне покрикивают утки и гуси (и наверняка при этом верят шеями), а дети примерно двое младше Кьяры под присмотром взрослых с самым серьезным и сосредоточенным видом изготовляют свечи. Тут и там кузнецы плавят металл, который походит на гладь озера или моря, нахмурившегося перед самой грозой, а затем разливают его в формы, где он моментально застывает, принимая форму продолговатых брусочков.
Солара успокаивается и не понимает почему. Она твердо знала, как её тело и душа реагируют на любую опасность, даже намек на неё или же любое другое резкое изменение в окружающем её мире. Не во всем, разумеется. Только в том, что окружал её – в замке, где она пока что выполняет обязанности хозяйки, в её покоях, где посещают вещие сны, во владениях отца, где приоткрываются тайны, которыми делится природа, а теперь еще и здесь, в месте, где нет ничего опаснее карманного воришки (по крайней мере, для неё и её сестры)…  Она все время чувствовала эту «лихорадку», что отзывалась в ней эхом, заставляя девицу чувствовать себя веной, которая вот-вот лопнет. Но не жаловалась. Дар или проклятье – не важно. Магия стала её страстью, а страсть была и будет губительна для женщины. Что же, по крайней мере, этой страсти и этой погибели, она была рада предаться и добровольно склонилась перед нею, вверяя и позволяя вести за собой в пропасть. Этот путь она посчитала единственно возможным и не свернет с него, даже если её попытаются сбить с него силой.
«Стало быть, что-то произойдет именно в замке. Мне там было тревожнее всего.  Чем меня пытаются предупредить боги?» − ломает голову леди Кардидд, не выпуская из поля зрения младшую сестрицу. Та, между тем, подбегает к одной из палаток и берет что-то в руки. Сол, разумеется, направляется туда же.
− Что это? – опустив руку на плечо Кьяры, не без любопытства спрашивает Солара, наклоняясь, чтобы получше разглядеть предмет. – Диковинная вещица, − улыбается она сестрице.

Хозяйственность младшей сестры не может не радовать Солару. Возможно, девица смогла бы сменить старшую, когда та выйдет замуж и распрощается с родным замком. Разумеется, следующая по старшинству – Фрея, и эти заботы согласно традициям, (хотя скорее – согласно желаниям отца) должны будут достаться ей. Однако, графу прекрасно известно, что эта лисица, попади на такую вот ярмарку, уж точно не будет испытывать муки совести, напрочь забыв о продовольствии и скупив вместо необходимых продуктов все, что может наполнить её глаза счастьем, а глаза окружающих – завистью или любопытством на худой конец.
Вещица, которую крутила в руках Кьяра, а после вернула на место, Фрее вряд ли приглянулась бы но вот Соларе пришлась по душе.
«Стоит прикоснуться к нему», − думается леди Кардидд, в которой уже пробуждается любопытство. Ей и правда интересно, насколько сильно проявит себя её дар. Но вот незадача: если торговец не лжет, и коралл действительно прибыл сюда с южных морей, то девица скорее всего увидит их. Так или иначе, но место откроется ей и вполне возможно, то состояние, в которое она погружается, продлится достаточно долго, чтобы привлечь внимание сестры. Реакция торговцев не волновала, они лишь могли заботливо поинтересоваться, будет ли добрая госпожа покупать то, что держит в руках. А Кьяра уж точно не довольствуется ответом «мне не здоровится». Она навязала младшей сестре свою компанию, и кто бы отважился на это, если здоровье расстроилось? Лимит странностей в поведении старшей сестры, если и не был исчерпан, то уж точно подходил к концу.
К счастью, бойкие мальчишки, что уже зазывают публику, дабы те взглянули на фокусников, глотающих не только шпаги и огонь, но порой и горящие шпаги, преподносят идеальное решение маячивших на горизонте проблем.
Звонкая монета отправляется в руки торговца, пальцы Солары смыкаются на диковинке (пока руки надежно защищают перчатки, можно не опасаться нежданных видений), и коралл исчезает в складках её плаща.
– Любая вещь может показаться бесполезной на первый взгляд, – произносит леди Кардидд. – Но это не значит, что ей нельзя будет найти применения, – добавляет она в надежде, что Кьяра найдет этот урок бережливости полезным. Кто знает, возможно, эти знания ей пригодятся. – Стоит лишь получше приглядеться, да проявить немного смекалки, а порой и фантазии. Тогда на первый взгляд бесполезная безделушка сможет занять достойное место и приносить пользу, – улыбка смягчает тон, начавший напоминать нравоучительный и Сол, позволяет желающему угодить двум леди мальчику, отвести сестер к месту, где вот-вот должно начаться действо, о котором с таким восторгом и блеском в глазах вещала в её комнате Кьяра.

Высоко над водой, высоко над лугами,
Горами, тучами и волнами морей,
Над горней сферой звезд и солнечных лучей
Мой дух, эфирных волн не скован берегами,
Как обмирающий на гребнях волн пловец,
Мой дух возносится к мирам необозримым;
Восторгом схваченный ничем не выразимым,
Безбрежность бороздит он из конца в конец!

−Если Фрея будет вредничать, можем пригрозить запутать сей чудной коралл в её волосах, пока она изволит почивать, − смеется Солара. Младшая сестра так гордилась и так лелеяла свою роскошную рыжую гриву, что вмиг сделалась бы послушной и кроткой, стоило только намекнуть на подобное злодеяние.
Представление, тем временем, вот-вот начнется. Кажется, зазывала решил, что собрал для него достаточно зевак и любопытствующих. Сол становится за спиной младшей сестры, опустив правую руку на её плечо. Сестренка скорее всего будет глядеть во все глаза на фокусничающих с пламенем молодых мужчин и женщин. Старшая же леди Кардидд, считающая огненную стихию не самым податливым партнером для трюков, хотела выяснить что она почувствует, коснувшись диковинной вещицы, которую хотелось ощутить не через ткань перчаток, но самой кожей.
Огонь сплетается в причудливые узоры, погружая юную ведьму в странное, липкое полузабытье, и как только её пальцы смыкаются на чуть шероховатой поверхности, Боги показывают ей кромку морского прибоя, где песок темен и мокр, волны, что рассыпают по берегу серебристо-белую пену, да такого чудного цвета, какого она раньше и не видывала. Солара пытается вернуться назад, отойти от прибоя, но это дается ей нелегко, словно она слишком уж замочила юбку, которая теперь стала слишком тяжелой и в ней нельзя сделать и шага. Стоило бы обождать, остановиться, раскинув ткань по песку, а уж когда она подсохнет, снова тронуться в путь. Но это невозможно, ведь сковывает и не дает пошевелиться нечто гораздо более значимое, могущественное, нежели просто глупые ярды крашеного льна.
«Слишком далеко… Слишком».
На мгновение Сол прикрывает глаза. Этого оказывается достаточно, чтобы мир перевернулся вверх дном, меняя местами землю и небо. Земля теперь наверху, обвивает ведьму незримыми щупальцами, крепко прижимая к себе, прижимая к своему огромному теплому чреву, чтобы ведьма не канула в бездну. Леди Кардидд словно свисает с вздумавшей встать вверх тормашками земной тверди, точно мотылек с потолка, и смотрит вниз в бескрайнюю, бесформенную пустоту слепящей синевы, вглядываясь в бездну. Если земля ослабит путы свои и отпустит ее, она будет падать целую вечность тряпичной куклой, брошенной в бездонный колодец.
Ошеломленная и испуганная, Солара отворачивает лицо в сторону. Медленно и милосердно вселенная, снова начав вращаться, принимается приводить себя в должный порядок. Над ней маячит личико Кьяры, кончики её светлых волос касаются щеки сестры.
− Что со мной случилось? – пытаясь приподняться, спрашивает девица.

Отредактировано Solara Caerdydd (2015-01-23 02:41:42)

Голубые глаза обжигают слезы, которые Солара поспешно смаргивает. Кьяра их скорее всего увидела, но пусть она думает, что её расстроило предложение младшей сестры вернуться в замок, так и не рассмотрев толком все эти ярморочные диковинки. Конечно, девицу печалило, что верно перепугала Кьяру до смерти и испортила ей ярморочный день, которого младшенькая так ждала. Но не только это сбыло причиной огорчения Кардидд. Другую может и привело бы в ужас то, что встать прямо сейчас было никак нельзя, девица снова упала бы, а сестрица опешила бы еще больше. Сол переживает из-за другого. Несмотря ни на что, юной ведьме нравилось, когда её душа, словно бы воспарив свободной птицей, покидала тело и ничем не обремененная, возносилась к далеким берегам, которые вряд ли удастся повидать во плоти. Она не боялась однажды не вернуться (потому что дух необъяснимо влекло назад к тому телу, где он обретался), она боялась однажды потерять этот редкий дар, позволявший внимать немым голосам трав и цветов, а также видеть то многое, что скрыто от других. При этом она понимала, конечно, что утратит его лишь в случае передачи способности тому, кто сможет не только справиться с ней, но также развивать дальше, совершенствую уникальный талант. Который отнимает у неё столько сил, оставляя истощенной и изнуренной, стоит ей покинуть земные пределы, дабы умчаться в небесные сферы. Вот что более всего наводит уныние и бросает в объятия меланхолии. И тем не менее, возвратиться к прежнему своему образу жизни, состоявшему большей частью из выживания в непростых условиях, страшило Солару даже больше гнева отца, прознай он о ведьмовских силах дочери. Впрочем, испытывать судьбу не стоило. Её лорд-отце мог бы смилостивиться и поставить её силы себе на службу (что весьма маловероятно), однако, малейшая оплошность разрушила бы его хрупкое доверие и терпимость к магии, осенившей благодатью старшую леди Кардидд.
− Может Лиа слишком туго затянула тесемки платья, − тихо произносит Сол. Конечно, так оно и есть, но служанка делает это исключительно по просьбе своей госпожи. – Она сегодня была сама не своя, − неуверенность в голосе слышится отчетливо, однако, её можно списать и на пережитый обморок. – Ты права, нам лучше отправляться домой, − что есть силы вцепившись в услужливо протянутую руку какого-то мужчины, девица поднимается. – Благодарю, − кивает она ему. – Я верно перепугала тебя… − извиняющимся тоном не то спрашивает, не то утверждает Солара.

Солара не привыкла покоряться. Ни воле отца, кою тот диктовал, ни обстоятельствам, под чьим гнетом ломались столь многие, ни своему дару, что брал над ней верх, лишая контроля над разумом и телом. Она не бунтовала, как Фрея, когда их лорд-отец прикрикивал на неё, требуя наполнить ему горячую ванну. Она просто добавляла к ароматным маслам травяные сборы, смягчавшие норов графа Кардидда. Его же спешила уверить, что предкам эти настои помогали отсрочить приход старости, и он ей верил, а может лишь делал вид, что верил. Однако же, домашние не раз замечали, что после ванн, характер его пусть ненадолго, но улучшался. После, на пороге отцовской спальни появлялась его любимое дитя, незаконнорожденная Элла Стрим, которая умела сладить с норовом своего родителя ничуть не хуже трав и настоев. В итоге, все более чем счастливы и довольны, сама же Солара проявила скорее изворотливость, не покорность вовсе.
Подобным же образом юная леди преодолевала любые встававшие на пути препятствия. Пусть оные остаются на своих местах, не желая сдвигаться, если им угодно, ведьма будет находит способы обходить их. Они лишь нагромождение камней, людей да обстоятельств, которым рано или поздно суждено обратиться прахом. А раз так, то ничто из этого не стоит ни беспокойства, ни раздражения. Вот только с её даром все обстояло иначе. Потому что умаслить его невозможно, как немыслимо обогнуть оный, словно тот лишь еще одно препятствие на пути, бороться же с его проявлением не только глупо, но также опасно. эти дороги ведут в тупик, и она слишком хорошо это понимает. Но что поделать, с окружающими договариваться ей намного проще, нежели с самой собой. Солара жаждет свободы, которая, увы, для неё столь же недостижима, сколь и для каждой женщины.
− Если миледи нужна повозка, можете сесть в нашу, – произносит мужчина, чуть ранее услужливо подавший леди Кардидд руку, чтобы та могла подняться. – Мы с женой как раз едем мимо замка вашего батюшки… Вы ведь дочка графа? Нам про вас Элла рассказывала… − заканчивается свою речь крепкий крестьянин, явно проникшийся к отцовскому бастраду теплыми чувствами. Юная ведьма улыбается и со всей искренностью, на которую способна, благодарит мужчину. Возможно, она и сестру отблагодарит сразу по возвращении.
Недолгий путь до замка прошел в молчании, а для леди Кардидд еще и в раздумьях, как ей следует поступать впредь. Ведь если она будет падать в обморок каждый раз, когда взыграет любопытство взять в руки очередную диковинку, тут уж любой поймет, что дело нечисто. И картины того, что может произойти в этом случае рисовались самые мрачные. Впрочем, рисовались и те, что даровали бы столь желанную свободу, но… Какой прок в этих думах?
− Еще раз примите нашу благодарность, − произносит Солара, протягивая крестьянину золотую монету. Награда за то, что они с супругой довезли их до родового гнезда, более чем щедрая, и наверняка отобьет у обоих охоту являться в чертог и тревожить отца (в надежде получить еще несколько крошек с его стола), который о произошедшем узнать не должен. Да и Кьяре тоже не стоит распространяться о случившемся.
− Будет лучше, если отец не узнает об этом, − тихо произносит Сол на ухо младшенькой. – У него итак полно забот, − резонно замечает леди Кардидд. – Мне пора хлопотать по хозяйству. Ты же знаешь, без меня здесь все остановится, − улыбнувшись добавляет девица. – А до прочего вряд ли кому-то дело есть, верно? – ласково коснувшись плеча Кьяры, шепчет белокурая ведьма. – И не стоит никого беспокоить.