Три месяца в дороге. Останавливаясь на ночь в замках лордов, через чьи земли они проезжали, или в тавернах, ежели такового не оказывалось поблизости - и вновь в путь от рассвета до заката, задерживаясь ненадолго у приграничных укреплений и снова в путь - вдоль Антонинова вала, вдоль всего западного побережья, Леннокс, Дор, Даррей и Клайд - а потом напрямик обратно, чтобы поспеть в столицу к началу мая, Глостер безжалостно гнал свой маленький отряд, до тех пор, пока у лошадей не начинали дрожать ноги, и не щадя людей. Чего ради было их щадить - если уж он, калека, выносил этот бешеный темп, то и им жаловаться не стоило.
Раскисшие по весенним дождям дороги, хмурые, едва прикрытые маской обязательной вежливости лица, въевшийся точно в самые поры запах мокрой кожи, сырого железа и конского пота - было отчего скиснуть даже самым записным энтузиастам, и чем ближе была цель пути - тем больше и тяжелее накапливалась усталость. Но роптать не смел никто. Глостер, которого, как и всех остальных, отнюдь не красила долгая и утомительная поездка - пообещал вздернуть на первом же суку любого, кто посмеет вякнуть хоть слово об усталости и необходимости отдыха, и, зная нрав префекта - солдаты не испытывали никаких иллюзий на этот счет.
Однако отдохнуть хотелось всем, и если бы не строжайшая дисциплина, которой неукоснительно требовал от своих солдат главнокомандующий королевской армией - вынуждавшая их ежевечерне приводить в порядок обмундирование - все девять человек уже давно приобрели бы большее сходство с бандитами с большой дороги, нежели с королевскими солдатами. По деревням их провожали взглядами - одобрительными или хмурыми, в замках лордов, если находились таковые по пути - ночевки были столь краткими, что казались скорее издевательством, однако, недостижимая, казалось бы, цель была достигнута, на добрых две дюжины дней раньше, чем позволяли бы надеяться даже самые смелые прогнозы. В середине апреля, отряд уже вступил в пределы Глостерского герцогства. Каких-нибудь двое суток в том же бешеном темпе - и вот она, столица!
Однако, боги не любят, когда люди, превышают означенный для них предел возможного. На пятнадцатый день апреля полил такой проливной дождь, что, казалось, все реки выйдут из берегов. Отряд продвинулся вперед совсем немного - ноги лошадей увязали в раскисшей почве так, что те едва-едва тащились шагом. Тут бы и переждать, тем более - время позволяло, но едва рассвело - Глостер снова поднял своих людей в дорогу. И хотя, те, втихомолку ворчали - вид префекта, похожего на отлитую из бронзы конную статую, разом охлаждал даже мысли о возможной просьбе переждать дождь. Роптать было не о чем - никто не хотел вновь услышать фразу, от которой, точнее от тона которым она была сказана - тряслись руки.
"Я не требую от вас ничего, чего не делаю сам" - холодая констатация факта была жутка, тем более, что даже самые смелые и языкастые не нашли бы что возразить.
Природа, впрочем разгневалась ни на шутку. После небольшой паузы утром - прореху снова затянуло тучами и, вскоре после полудня ливень полил как из ведра.  Поля, сплошные поля, ни трактира ни постоялого двора - не давали даже тени надежды на приют.
Но когда, спустя несколько часов - еще  более стемнело, сверкнула где-то в небе белая вспышка, и раздался оглушительный удар грома - все девятеро разом вздрогнули. Дождь полил еще сильнее, молнии заполыхали одна за другой, превращая разгар дня в заливаемую дождем, озаряемую белыми вспышками темноту. Находиться в такую грозу в открытом поле было бы самоубийством, и даже Глостеру пришлось это понять, равно как и необходимость уже сейчас искать ночлега.
Замок они увидели, едва ли не наткнувшись на него. Маленький, скорее баронский чем графский. Ни вала ни рва, ни частокола, но это как раз было неважно. Кавалькада повернула к нему, и знаменщик выехал вперед, поднимая к губам рог.
Снова громыхнуло.
- Его Высочество Принц Глостер, главнокомандующей камбрийской армией....  - привычно загудел знаменщик, а Глостер поежился, перебарывая желание закутаться крепче в промокший точно губка плащ. Ни на нем ни на ком из солдат не было ни единой сухой нитки.

Глостер, убедившись в том, что его людей препроводили в низкий флигелек, обещая, что там те могут просушиться и обогреться - последовал за слугой в обеденный зал замка. Бледный и встревоженный слуга, пробормотавший, что хозяйка сейчас выйдет, удалился, приняв на руки отяжелевший от дождя плащ, похожий сейчас на мокрую губку. Поодаль от камина - две служанки торопливо и почти бесшумно сервировали небольшой стол, а больше в зале не было ни души.

Было мрачно, тихо и сыро. В узкие окна хлестал дождь, и зал то и дело освещался слепящими белыми вспышками, на долю мгновения озарявшими его до самых углов, выхватывая из густого полумрака мебель с четко протянутыми по полу тенями, застывающих на месте служанок, которые выглядели явно испуганными - не то от небывалой ярости грозы, не то от общества молчаливого гостя, остановившегося у камина.

Слуга, уходя, успел подкинуть в огонь несколько поленьев. Огонь весело трещал. Глостер с немалым трудом стащил с рук перчатки, которые словно прилипали к коже, сунул их за пояс, и протянул к огню левую ладонь. Он стоял вполоборота, и пляшущий золотисто-оранжевый свет освещал его склоненное лицо. Одетый как всегда в черное, с длинным мечом в видавших виды простых ножнах у левого бедра, он казался гротескной, четкой тенью, выхваченной с одной стороны отсветами камина, а с другой - тонущий в полумраке. С  одежды и волос принца ручьями стекала вода, натекая в изрядную лужу на каменном полу под забрызганными грязью сапогами.  Непогода, остановившая его так недалеко от столицы, не могла повредить его планам, поскольку, в конце концов у него оставалось порядочно времени в запасе. Но сам факт того, что что-то мешает планам, что-то непредвиденное, с чем он не может сладить - раздражал. Но выхода не было - останься они под открытым небом в такую грозу, да еще под проливным дождем - кто знает, не постигла бы их молния Тараниса.

Хотя... - мрачно думал Глостер, неотрывно глядя на пламя камина - Ничего бы с нами не случилось. Разве от гнева богов можно спрятаться под крышей? Самообман. Если боги захотят - то поразят тебя с тем же успехом что в поле, что в башне или в подвале.

В зале раздались едва слышные, легкие шаги. Он поднял голову и повернулся. После того как он довольно долго смотрел в огонь - перед глазами плыли алые и золотые круги, не позволяя разглядеть в полумраке девушку, и несколько секунд он молчал, пытаясь преодолеть эту пляску огня внутри собственных глаз. Наконец из рыже-золотых пятен перед глазами, выплыла молодая женщина. О матримониальных союзах мелких феодалов  он был осведомлен весьма поверхностно, если не сказать - никак, но из слов слуги, обещавшего приход хозяйки, выходило что эта хрупкая женщина, с тяжелой рыжевато-золотистой косой и яркими зелеными глазами - и есть баронесса. Совсем молодая, а ведь барон Стронг был далеко не молод. Выходит, барон женат далеко не первым браком.

Глостер медленно склонил голову, при его скрюченной спине - даже легкое движение превращалось во вполне учтивый поклон.
- Благословение богов вашему дому, баронесса - заговорил он первым. Спокойный и глубокий голос, звучал странно в этом сумрачном, прохладном зале, в частых вспышках молний. - Благодарю за оказанное гостеприимство.

Отредактировано Aedd Wallingford (2016-05-18 15:30:58)

Черные глаза Глостера, похожие на два бездонных провала, смотрели на молодую женщину спокойно, почти не мигая. Неподвижный, тяжелый взгляд горбуна многих вгонял в беспокойство, вот и хозяйка Леверского замка, похоже нервничала, хотя, надо отдать ей должное - великолепно умела это скрывать. Что ж, было отчего - когда в чью-либо спокойную размернную жизнь вдруг является десяток воинов в плащах королевской армии, да еще и с префектом во главе - волей-неволей, а забеспокоишься. Раньше он находил какое-то болезненное удовлетворение, когда замечал в глазах собеседника скрытый страх, или волнение - но по мере того, как шли годы, и злость затравленного зверька, которую он вынес из детства - сменилась уверенным спокойствием воина, знающего себе цену, а после - в последний год - пригасилась медленно выползающей из самых глубин его существа, тяжелой, безочетной усталостью от собственного бытия - он перестал обращать на это внимание, и сейчас ему совершенно не хотелось причинять кому-либо беспокойство. Тем более этой молодой, красивой женщине, которая хоть и казалась напряженной, словно бы в ожидании чего-то нехорошего, но, вместе с тем...
Он неторопливо подошел к столу, от которого поспешно отошла служанка, только что налившая вина, не садясь, взял кубок, сбрызнул несколько капель вина на кусок хлеба, и, приподнял его сторону леди Элис.
- Милость богов вашему дому, миледи.  - Отпив глоток, Айт поставил кубок на стол, и отбросил с лица мокрые волосы.  - У меня нет никаких дел к вашему супругу, баронесса.  Нас застала гроза в пути, и мы явились сюда всего лишь в поисках убежища от непогоды. Я благодарен вам, за ваше гостеприимство, и, надеюсь, что ни я, ни мои люди, не причиним вам особого беспокойства, за то время, что находимся под вашим кровом. Благодарю за предложение, но увы... - губы принца дернула невеселая полуироническая улыбка - Воспользоваться им могу лишь частично. Навряд ли у вас найдется сухая одежда, которая подошла бы мне.
И он весьма красноречивым жестом откинул голову назад, касаясь горба затылком, напоминая о своем уродстве. Впрочем, ни в его словах, ни во взгляде, ни в жестах - не было ни тени злости, досады или даже горечи, и говорил он так просто и спокойно, словно говорил  о каком-нибудь совершенно невинном факте, вроде  "Благодарю, но я не люблю фасоль" 
Действительно, швеям стоило немалых трудов шить одежду для принца Глостера. Был один-единственный во всем королевстве оружейник, который был достаточно умел, чтобы мастерить для него доспехи, хотя и брал за работу втридорога - Айт не торговался, поскольку это умение дорогого стоило. Сшить рубаху и камзол для горбатого - тоже было нелегко, и не быстро, шились они по особым лекалам, ибо он не мог надеть даже обычную просторную рубаху без того, чтобы натянувшись на горбе - она бы не впивалась ему в горло, и не задиралась бы сзади.
Зная это, Айт разумеется возил с собой смену одежды в притороченной к седлу суме, но под этим проливным дождем и сумка и ее содержимое промокли не меньше чем он сам. Не желая вгонять хозяйку дома в чувство растерянности - он продолжил
- Я был бы весьма благодарен, если бы мне просто отвели комнату с камином, и подали туда ведро горячей воды. Больше мне ничего не требуется. Одежда легко просохнет перед огнем, и, таким образом, я не стесню вас более чем вынужден из-за непогоды.

Глостер поблагодарил хозяйку молчаливым поклоном, и вышел из залы следом за слугой, который торопливо пошел впереди, указывая дорогу. Странно, но на пороге ему вдруг захотелось оглянуться, и снова посмотреть на нее. Простое движение - вынуждающее его однако поворачиваться всем торсом, тогда как любому человеку достаточно лишь повернуть голову. Она все еще стояла там, между столом и камином, и очередная белая вспышка очертила ее тонкий силуэт, выхватив его на долю мгновения из окружавшей обстановки зала. Что-то пронзительное было в этой фигурке, казавшейся такой тонкой, одинокой и маленькой в мрачной, тяжелой обстановке зала, с его узкими окнами, давящими стенами и массивным камином.
В таких залах неизменно приходили на ум залихватские пиры прежних, еще более мрачных времен, эти своды хранили гогот и выкрики вдрабадан пьяных, здоровенных, заросших бородами мужчин в тяжелых кожанках, размахивающих кубками, щупающих подавальщиц, громогласно и шумно похвалающихся своим подвигами, так и виделась грызня собак за кости в соломе, сложенные в углу боевые топоры и молоты...
Сейчас в этом зале,в тишине, нарушаемой лишь тяжелыми раскатами грома снаружи и шумом дождя - стояла лишь хрупкая фигурка молодой женщины с тяжелой медной косой, и ее присутствие казалось в этом зале чем-то вопиюще неправильным, неуместным, странно несправедливым.

Слуга кашлянул, словно напоминая застывшему на пороге гостю, что пора бы идти, и тут же перепугался собственной смелости. Впрочем, Глостер лишь кивнул, и пошел за ним. Снова лестница. Одним богам ведомо - отчего Айт не любил лестниц, а спроси его кто - ни за что бы в жизни не сознался. Пользуясь тем, что Финн шел впереди Айт на сей раз без стеснения опирался о стену лестничного колодца, при подъеме. В узком коридорчике царил глубокий сумрак, потому что освещался он лишь одним окном, да и тем в самом конце, а снаружи сейчас из-за грозы было темно.

У двери отведенной ему комнаты Айт жестом отпустил слугу, и тот, обрадованный, поспешно ретировался. В комнате жарко горел огонь, стояла деревяная бадья, ведро с водой, черпак, на стуле висело полотенце.  Он плотно закрыл дверь, убедился что в комнате никого нет, отстегнул пояс с мечом, положил его на стол, и принялся раздеваться. Айт никогда в жизни не пользовался помощью слуг, и не только потому, что был привычен справляться со всем самостоятельно с самого детства, но и потому, что не желал, чтобы кто-то видел его обнаженным. Если уж даже в наглухо застегнутом камзоле его фигура внушала ужас и отвращение, то без рубашки зрелище было и вовсе отвратительным. Жилистые, сильные руки, способные гнуть и разгибать, как тесто, железные подковы - представляли собой разительный контраст сдавленной спереди назад грудной клетке, так, что даже развитые постоянными упражнениями мышцы, словно бы натянутые по диагонали над искривленными, перекошенными ребрами, не могли скрыть врожденной деформации костей, еще более усугублявшейся по мере того, как горбун рос, превращаясь из мальчишки в мужчину. Слишком длинные отростки позвонков выпирали на спине, под натянутой на горбу кожей, словно торчащий спинной хребет какого-то ящера. Верхние ребра, растянутые выгнутым позвоночником - на спине расходились так широко, что впалые промежутки между ними казались ромбовидными провалами по обе стороны хребта,  а на груди - сходились верхне-нижними краями как планки сложенного веера, сдавленные давившим на них чудовищным весом. 
Впрочем, болезнь костей, поразившая Глостера еще в утробе матери - не ограничивалась только внешним уродством, а влекла за собой куда более грозный недуг, но знали об этом разве что он сам, и лекари к которым иногда приходилось обращаться. Уже одно то, что он дожил до тридцати с лишним лет - было чудом, но каждому чуду в конце концов приходит конец.
---
В комнатке, в которой расположились девятеро сопровождающих принца - было шумно и весело. Поскидав с себя мокрую одежду, и развесив ее на стульях и крюках, солдаты предавались отдыху самозабвенно, точно дети. Быстро разобрали сухие рубахи и штаны, принесенные одной служанкой, и набросились на угощение со вполне понятным энтузиазмом людей, промокших, усталых, и к тому же, едавших горячую пищу лишь вчера. Мех с элем несколько раз прошел по рукам, был опустошен, за ним последовал второй, на душе похорошело, и даже вспышки молний в окнах теперь вызывали у вояк лишь дружный смех.
- Слышьте, други, а местечко-то ничего! - громогласно вещал один - кряжистый детина с абсолютно голым черепом, и черными волнами татуировки на темени, по имени Гардар, вгрызаясь в ломоть свежего хлеба, и в который уже раз отхлебывая эль. Он был из норманнов, тех, что осели на восточном побережье, и весьма ценились как отличные воины и корабелы. В королевское войско он попал по жребию, при рекрутировке в Даррее, пять лет назад, и был весьма доволен своей участью, поскольку жесткий режим королевской армии, введенный Глостером при вступлении в должность командующего - оказался как раз по его вкусу. Единственное чем был он недоволен - так это обязанностью бриться, ибо утверждал, что в противовес лысине - баки у него отрастают на загляденье, как истинный дар богов. Но удостовериться в этом никому не довелось - по римскому же обычаю королевским воинам запрещено было отращивать на лице какую-либо растительность.
- Да-а-а... осесть бы здесь на денек-другой - мечтательно протянул другой, молодой человек лет двадцати семи, с длинной рыжеватой шевелюрой, стянутой в хвост, и с бесенятами, то и дело выплясывающими в зеленоватых глазах.  Макколли, попавший под призыв с западного побережья, и явно ведущий свое происхождение от нимерийцев, был смазлив, пользовался успехом у всех хорошеньких служаночек во всех трактирах, где им доводилось останавливаться, и теперь, выразительно посматривал на миловидную девушку, с каштановой косой до самых ягодиц, поставившую на стол очередной мех с элем. Даже руку протянул, чтобы прихлопнуть ее пониже поясницы. Девица увернулась, погрозила ему пальцем и уплыла. Вояки расхохотались. Откупорили новый мех, разговор пошел веселее.
- Да! Так о чем я говорю.  - Продолжил свою мысль Макколли, когда один за другим, наевшись, они отваливались от стола на спинки стульев, довольно урча. - Остаться бы, а? Времени еще полным-полно, ну куда мы несемся точно коты ошпаренные?
- А ты об этом у префекта спроси, если собственный зад не дорог - усмехнулся Торет, потягиваясь, и расправляя руки. - Велено нестись - значит несемся. Хочешь поспорить - валяй.
- А если спрошу? - вскинулся Макколли, подбодренный выпитым элем. - Нет ну правда же! Три месяца -ни отдыха, ни бабы наконец!  А тут их вон сколько. Я уже троих насчитал, и улыбаются-то как, боги мои ясные! - он причмокнул.
- Это ты-то без баб? - фыркнул знаменщик Рори - рыжий как морковка, и тощий как древко знамени, которое возил - Да ты на каждом постоялом дворе находишь с кем у теплой стеночки пообжиматься.
- Ну пообжиматься это одно, а на тюфячке-то совсем другое! - Макколли оглянулся на дверь - Эту, с косой, видели? Она мне глазки строила! Моя будет, как пить дать. Ну... может поломается чуток, но будет точно!
- Не дури. - невысокий солдат, с неравномерно седеющими, почти пегими волосами, поднял голову от изучения собственных рук. - Мы ж не на тракте, а в замке. Знаешь, что с тобой префект сделает, если узнает? Это ж подрыв престижа, и все такое.
- А ты зануда, Клей. - не остался в долгу молодой человек - У тебя небось уже давно ничего не горит, вот и нудишь. Престиж. Да в яме выгребной я видел этот престиж, то о чем наш горбун не узнает - ему не повредит.
- Полегче, парень - буркнул Гардар, насупившись. - Про девок мели языком что хочешь, а префекта не трожь, потому как в лицо-то слово вякнуть не осмелишься, лисий ты хвост. А коли он чего не слышит - так я слышу. Видал? - он продемонстрировал увесистый кулак- - Двину - зубов не соберешь.
- Да ничего я не говорил... - Макколли присмирел. Он терпеть не мог горбуна, но вынужден был примолкнуть. Большинство солдат действтельно уважали префекта, а некоторые - вот как Гардар, Торет, Рори, и даже Клей отличались преданностью, которую уроженец герцогства Мак-Намара презрительно именовал про себя собачьей. Даже юный Дивир, поначалу нывший на усталость и дикий темп - к концу третьего месяца перестал скулить, и сейчас сидел молча, обгладывая косточку, и не ввязываясь в разговор. Макколли наградил его уничтожающим взглядом. Он-то надеялся на поддержку. - Ну во всяком случае - попросить-то я могу? Ну... Сказать что захворал к примеру? Что живот подвело?
- Можешь, можешь - проворчал Клей, поднимаясь из-за стола. - Так иди, и скажи, что зря воздух сотрясаешь.
- И пойду! - молодой человек вскочил. Поплевал на ладони, пригладил шевелюру, и покрепче затянул тесемку на позаимствованных от хозяйских щедрот штанах.  - Может ту красотку по пути встречу. Скоро вернусь!
- Вали - лениво отозвался Гардар, вновь, потянувшись к почти опустевшему меху.

Отредактировано Aedd Wallingford (2016-05-21 13:27:57)

От лица Макколли

Наверное он и правда переборщил с элем. Хотя, конечно, для того, чтобы упиться надо было куда как больше, но все равно было хорошо, а то, что пол, временами, казался неровным, так это наверное замок построен вкривь и вкось. Ну и правда, богами забытое захолустье, откуда ж им знать как строить надо. Слуга, встреченный в коридоре, на вопрос - где поместили префекта, буркнул что-то маловразумительное, показал на лестницу, и был таков. Макколли только фыркнул. Ну и дурьи же головы! Шарахаются от этого горбуна как от воплощенного Бист Вилах. Ну что он им сделает? Живьем съест? Вот ведь, не соображают ни на йоту.
Макколи был в ополчении лишь полгода, и впервые попал в свиту принца, набиравшего людей по принципу "кто первый на глаза попадется", и не имевшего каких-то определенных телохранителей. Был наслышан о его поступках, как и все, да и плетьми ременными, по велению центурионов, за разного рода мелкие проделки, бывало, отхватывал, ну так и что? Папаня, чтоб его боглы до смерти драли, случалось, и похлеще лупил. Про более жестокие наказания, конечно, тоже слышал, но благоразумно, не совершал еще ничего способного их на себя навлечь. В конце концов, командиру необязательно все знать, не так ли?  Сейчас он, впрочем, тоже не боялся. Пощупать хорошеньких, и не очень, служанок по трактирам - занятие не наказуемое для мужчины, чем же служанки в замках отличаются? Боги для того и создали женщин и мужчин, чтобы и тем и другим было нескучно жить на свете.
Проклятущая лестница оказалась слишком тесной, а ступеньки - слишком высокими. Тихонько бранясь вполголоса Макколли добрался до верха лестницы, и, оказавшись в коридоре, вдруг задумался. А что он, собственно, скажет горбуну?  Версия с недомоганием была неплоха, а ну как оставит занедужившего солдата тут, на попечение хозяев, а сам отправится дальше поутру? Вот было бы здорово! Только вот недуг - то надо какой-то посерьезнее придумать. Какой?
Молодой человек был здоров как бык, и понятия не имел, как симулируются болезни. Может сказать что живот? Или ноги? Или понос? Представив на себе тяжелый, неподвижный взгляд, от которого поневоле хотелось согнуться, и стать меньше ростом - он поежился, и тут же передернулся, стряхивая морок. Ну, гадство, это заразно что ли?! И нечего робеть!
Он двинулся по коридору, и тут....
Ах, какой голосок! Ну прям трель соловьиная!
Силуэт девушки в глубине коридора был едва заметен. Маленькая, хрупкая, тяжелая коса... ух тыыыы!  Да ведь это давешнаяя прелестница, что пальчиком грозила, а сама глазками-то так и заманивала. Ох девиица, хороша, чертовка. И надо же - попалась по пути. Да еще и судя по всему не спешит никуда, вот повезлооо
- А я получше Финна буду - промурлыкал молодой человек, подходя ближе. Лицо девушки тонуло в полумраке, серость скрадывала цвета, но стройная фигурка, захватывающие дух округлости под мягкой тканью платья, тяжелая коса...
Макколли недолго думая обвил девицу рукой за талию, и притянул к себе.
- Ах-х красавица, ждала меня, да? Вот он я, медовичка, да-а, теперь нам будет хорошо!  - жарко шепнул он ей в ухо, обдав горячим дыханием, и без стеснения притиснув девушку к стене всем телом, впился жадным, нетерпеливым поцелуем в нежную шею, пониже мочки уха, и по-хозяйски, властно сжал ладонью ее грудь, дурея от восхитительных форм и мягкой упругости под пальцами.

От одежды, развешанной на каминной решетке шел пар. Брэйлы просохли быстро, а вот камзол, штаны и рубашка еще курились тяжелым, влажным духом. Тяжелая ткань камзола просохнет последней, но торопиться ему было некуда. Благо, в принесенном заранее ворохе одежды, отыскались вполне приличные штаны, которые, правда были бы впору человеку раза в два толще него, но с этим легко было справиться, затянув потуже тесемку. А что штаны, собравшись в многочисленные складки у пояса, сидели на нем наподобие шаровар скомороха - так что за беда, все равно же никто не видит. Он не собирался спускаться вниз, до тех пор, пока не просохнет его одежда, да и весело трещавший в камине огонь позволял надеяться, что ждать придется недолго. Бадья с остывшей водой, пустое ведро с черпаком, полотенце, брошенное через высокую спинку тяжелого стула - остались на прежнем месте. Слуги успеют вынести все это, когда он спустится к ужину. Ну или потом. Во всяком случае звать сейчас никого, Айт не собирался.
Он стоял у окна, глядя на продолжавшие сверкать молнии, и потоки воды, заливавшие стекло. Снаружи было уже совсем темно - и наверное не только из-за грозы. Сколько он уже тут? Час? Навряд ли больше - судя по состоянию мокрого камзола. Жаль не попросил у баронессы пергамента и пера. Мог бы потратить это время с куда большей пользой.
Неожиданно, он поймал себя на мысли о том, что не знает имени хозяйки Леверского замка. Супруга барона Стронга, и - что? Странно...

За дверью послышались негромкие голоса, какая-то возня, и неожиданно - женский вскрик, хлесткий звук удара и целая отповедь, возмущенным, дрожащим от ясно ощутимого негодования голосом. Сквозь толстую дверь звуки доносились приглушенно, но говорившие видимо находились так близко к его двери, что он явственно узнал голос, разобрал "знаешь ли кто я?!", и, нахмурившись устремился к двери, на ходу, сдернув с каминной решетки и натянув через голову еще влажную рубашку. Воротник завернулся внутрь, незатянутые рукава съехали до локтей, незаправленные полы болтались, но главное - горб был прикрыт, а остальное неважно. Он распахнул дверь, прямоугольник хоть и тусклого, но все же света из его комнаты осветил коридор и он на секунду замер от неожиданности, при виде происходящего. Рыжий хвост Макколли он узнал бы и в темноте, и он...
Молниеносно шагнув к ним, Айт, схватил солдата одной рукой за стянутые в хвост волосы, второй за плечо, оторвал от его жертвы, и, развернувшись на месте, с силой швырнул потомка нимерийцев об стену.
----
Макколли замотал головой от хлесткого удара, в ушах у него загудело, заглушая голос девушки, которая что-то говорила, он недовольно заворчал, крепче втиснув ее в стену, и, повидимому, даже не заметив ее попыток оттолкнуть его. Куда там было хрупкой девушке отпихнуть воина, который, к тому же, изрядно подзаправившись элем, шел к своей цели как бык на водопой. Правда в его одурманенном страстью и выпивкой мозгу - ее возглас все же нашел какой-то отклик, хоть и запоздалый, и когда до него стал доходить смысл ее слов - он почувствовал рывок назад, дикую боль в затылке, потом все завертелось, и сильнейший удар всем телом об стену, заставил его сползти по ней на колено, с трудом поворачиваясь, чтобы посмотреть - что произошло.
От зрелища, представшего его глазам, Макколли сразу протрезвел. Стоявший над ним Глостер бросив быстрый, обеспокоенный взгляд на девушку, чтобы убедиться, что с ней все в порядке - наотмашь ударил его тыльной стороной кисти по второй щеке, и схватив за горло вздернул на ноги, и припер к стене.
- Что тут происходит? - прошипел он сквозь зубы, и не ослабляя хватки чуть переместился, поворачивая голову, насколько мог, чтобы видеть девушку, оправлявшую платье - Миледи... я верно понял? Этот гаденыш пытался....
Макколли тем временем отчаянно вцепился обеими руками в предплечье префекта, силясь оторвать его от себя, сипел что-то неразборчивое, и в широко распахнувшихся, прояснившихся зеленоватых глазах заплескался затравленный, животный ужас. Только теперь, он понял, что натворил, и чувствуя на горле хватку крепких, словно железных пальцев, ощутил, как подкатывает и скручивает в животе страх, страх перед неминуемой карой, потому, что в заполняющихся холодным бешенством глазах Айта, казалось, читал свой приговор.

- Недоразумение? - очень тихо проговорил Глостер, переводя взгляд с девушки на Макколли, который смотрел на него умоляющим взглядом. - Недоразумение... - повторил он, и схватив молодого человека свободной рукой за ворот, встряхнул, как собака встряхивает крысу. Тот захрипел, пытаясь вжаться в стену, чтобы уйти от безжалостной хватки, и еще более безжалостных глаз и тихого голоса, в котором слышалось больше угрозы, чем в любом крике. Он молился про себя, чтобы отделаться плетьми, хоть фустуарием, впервые за все время своей службы осознав - что префекта коронных войск боялись далеко не напрасно.
- Говори! - так же тихо, но уже куда более угрожающе произнес Айт, слегка разжимая пальцы, чтобы дать протрезвевшему бедолаге хлебнуть воздуха. - Говори и живее. Даю тебе полстука сердца, а потом...
- Пощадите! - сдавленно прохрипел Макколли, вцепившись обеими руками в его предплечье, как утопающий в первую попавшуюся щепку - Я... я шел к вам.... милорд... я подумал... что это - служанка... та... с косой... что эль приносила... Милорд... я не хотел....
- Не хотел, значит. - почти прошептал Глостер, подаваясь вперед, и приблизившись к его лицу так близко, словно хотел укусить его за нос. Жесткие черты его лица словно еще больше заострились, стиснутые зубы, меж раздвинувшихся в какой-то хищной, злой гримасе губ - не обещали ничего хорошего, черные глаза, казалось, готовы были прожечь провинившегося насквозь.
- Значит со служанкой - можно? Ты забыл где мы? Забыл кто ты? Позволяешь себе ронять престиж и честь королевской армии - а значит - и честь короля? - он развернулся на месте и, вложив в это движение инерцию всего тела, с силой швырнул Макколли на пол, вдоль по коридору, по направлению к его глухой части. Потомок нимерийцев пролетел футов восемь, точно тряпичная кукла, рухнул на пол, проехал по нему еще немного, несколько секунд пролежал оглушенный, и принялся потихоньку отползать назад, на локтях, не решаясь ни подняться, ни перевернуться, чтобы не повернуться к префекту спиной.
Глостер, тем временем, опустился на колено перед сжавшейся девушкой, и, странно бережным жестом, осторожно отнял ее руки от лица. Они были ледяными, и едва заметно дрожали, а от выражения ее глаз, злость за недопустимое поведение Макколли приобрели совершенно иную окраску. При мысли о том, что этот мерзавец оскорбил эту хрупкую женщину, что едва не обошелся с ней как с последней трактирной девкой - он почувствовал, что ему становится трудно дышать от самого настоящего, пробуждающегося из самой глубины души бешенства.
- Миледи. Я приношу вам извинения за действия этого прохвоста, хотя понимаю, что одних извинений недостаточно, и, частично ответственность за его действия лежит на мне. Он получит достойное наказание, а вы, прошу вас, зайдите в комнату, и согрейтесь.

- Тшшшш - неожиданно мягко, словно успокаивая совсем маленького ребенка, или продрогшего котенка, Глостер сложил ее руки в своих, закрыв их лодочкой, и вдруг, не соображая что делает и зачем - наклонил голову, и коснулся губами тонких, белых пальцев, дрожавших меж его ладонями, а потом, подняв глаза. и встретившись с ней взглядом - произнес совсем тихо, но очень спокойно, точно желая внушить ей что-то, передать часть своей уверенности, уговорить, успокоить, и.... уговорить уйти отсюда.
- Никто, ничего, никогда не узнает. Слышите? Я обещаю вам. Обещаю! А теперь - зайдите в комнату... или идите вниз...  Прошу вас....

Макколли тем временем, отползший на приличное расстояние, приподнялся, цепляясь за стену, затравленно озирался в поисках выхода, надеясь сбежать, куда угодно, на улицу, в грозу, хоть в родное графство пешком через всю страну, с риском быть пойманным за дезертирство, пусть ловят, пусть травят собаками, что угодно, лишь бы уйти отсюда. Но другого выхода из коридора не было, единственное оконце в его дальнем конце было таким маленьким, что через него пролез бы разве что пятилетний ребенок, но никак не взрослый мужчина, и воин прижался к стене, отирая пот, и силясь привести в порядок свои мысли, собраться, и трезво оценить свои шансы. В конце концов. Глостер один. И безоружен. Правда в комнате наверняка остался его меч, но если он зайдет за мечом - можно будет проскользнуть мимо его двери, и...
Но сейчас, единственный путь к отступлению был перекрыт, и Макколли, тяжело дыша, и пытаясь утихомирить биение собственного сердца, старался вернуть себе привычную нагловатую уверенность, однако после того, как он заглянул в бездну - это было тяжело.
-

Глостер еще несколько мгновений стоял на колене, провожая ее взглядом, и, убедившись, что она уходит - поднялся, медленно оборачиваясь к застывшему в полумраке солдату.
- Макколли. - с кажущимся спокойствием, негромко произнес он - Ты нарушил закон и дисциплину. Опозорил свой плащ, и честь коронной армии. Я приговариваю тебя к смерти. Если в тебе осталась хоть капля чести - ты примешь ее молча, и с достоинством.
Солдат не ответил, крепче вжимаясь спиной в стену в конце коридора. Глостер нарочито неторопливо направился к нему по коридору, продолжая так же, вполголоса. 
- Сейчас ты пойдешь со мной. Мы пойдем вниз. Соберем остальных. И ты сам выберешь себе способ казни - это единственная привилегия, которую я могу дать тебе, за то время, что ты прослужил .
- Нет! - прохрипел Макколли, лихорадочно оглядываясь. - Нет! Я не хочу! Это была ошибка! Это больше не повторится...
- Я однажды предупреждал. И сказал, что предупреждаю лишь один раз. Третьего шанса на исправление не дано.
- Нет... - голос солдата понизился, приобрел угрожающую интонацию. Он согнулся, сжался, напоминая затравленного зверя. - Нет, проклятый горбун, я не позволю себя казнить. Из-за какой-то бабы... плевал я на твою дисциплину и твою армию... Воображаешь себя вершителем судеб? Уйди с дороги.
Глостер продолжал идти. Расстояние сокращалось, их разделяло уже всего несколько шагов.  Макколли, похолодев, согнулся еще больше, наклонился, и вытянул из-за голенища сапога длинный нож. Отсвет факела, горевшего в дальнем конце у лестницы, сверкнул на лезвии кровавым отблеском. Префект усмехнулся, и от этой усмешки солдата бросило в дрожь
- Стой. Слышишь? Иначе... - голос молодого человека ощутимо отдавал истерикой. Пальцы добела сжались на рукоятке, тело напружинилось для прыжка.
- Иначе - что? Убьешь меня? Ну давай, оружия у как видишь нет. - Айт остановился, и со все той же холодной усмешкой, слегка развел руки, словно демонстративно подставляя под удар грудь, прикрытую лишь тонкой тканью рубашки, и ничем незащищеное горло. - Сдохнешь не как воин, а как дурак- твое право.
- Это мы посмотрим кто сдохнет! - взвыл  Макколли, не заботясь о том, услышит ли его кто-нибудь. Впрочем, кто мог его услышать за толстыми стенами. Безумная злоба, вкупе с давней ненавистью к горбуну, так долго из благоразумия державшейся в узде, а главное - страх, безумный, животный страх, страх загнанного в угол зверя, который даже мышь способен превратить в хищника - сдавили ему горло, застлали ум черной пеленой.
Глостер угадал удар почти инстинктивно - скользнул влево, странным для его перекособоченной фигуры, мягким, почти кошачьим движением. Макколли утробно взвыл, нанося второй - но Айт на этот раз перехватил его движение, схватив левой рукой за предплечье, пониже кисти, и сжал что было сил, одновременно, второй рукой хватая за горло взбунтовавшегося солдата.
Макколли вцепился левой рукой в руку Глостера, силясь оторвать его от себя, стараясь пересилить его хватку и всадить нож в ненавистного горбуна, убить, разорвать на части, спасти свою жизнь от этих придвинувшихся совсем близко глаз, из которых, словно из черной бездны на него смотрела смерть. Он был моложе, здоровее, выше, и какое-то время двое мужчин застыли в страшной, напряженной неподвижности, силясь пересилить один другого, переплетенные руки подрагивали то в одну то в другую сторону, мышцы на руках и плечах у обоих вздулись, словно желая прорвать кожу. Нож в руке солдата достал-таки до бока горбуна, самым краем лезвия, рубашка окрасилась кровью, но Айт словно бы даже не почувствовал царапины, и лишь сильнее сжал руки.
Мгновение, другое, и солдат дрогнул. Кисть его руки, сжатой железными пальцами Глостера как клещами - онемела, ему не хватало воздуха, попытки оторвать  руку горбуна от своего горла ни к чему не привели, Макколли казалось, что он пытается сдвинуть статую, он выдыхался, начинал паниковать, теряя на этом даже то преимущество, которое у него было...
Он почувствовал сильный удар, когда Айт, не размыкая хватки, резким, неожиданным ударом ноги  подсек его под колено, почувствовал, как нога подгибается, почувствовал, что падает, падает навзничь, в полумраке, который совершенно потемнел перед глазами, и рухнул на пол, с такой силой, что удар выбил из легких весь воздух, на мгновение лишив его момента соображать. Глостер моментально бросился на колени рядом с ним, прижал предплечьем его горло и с силой ударил свободной рукой об пол - кисть руки, держащей нож. Пальцы разжались, нож отлетел в сторону. 
- Зря ты так, Макколли - хрипло, с трудом переводя дыхание после схватки, проговорил Айт, нависая над противником, и пережимая ему горло предплечьем, придавливая к полу.- Теперь прощай. Передавай мое почтение богам.
- Нет... нет... - все еще не понимая, не веря, начиная осознавать, но отчаянно не желая верить - хрипел солдат, ноги которого уже конвульсивно дергались, в глазах темнело, прилившая к голове кровь шумела в ушах, и от удушья плыло сознание. Нет, нет, не может быть, чтобы вот так все кончилось, нет, помогите, спасите, КТО-НИБУДЬ!!!! О боги, боги великие, помогите!
-  Нет... милорд... пощадите.....сжальтесь!!!
В черных глазах Глостера, словно раскрылась бездна, и губы сжались плотнее. Он надавил сильнее, еще сильнее - вдавливая свое предплечье в горло Макколли, всем своим весом, глядя в его угасающие глаза, видя, как из ноздрей протягиваются кровавые дорожки, обтекая перекошенный в беззвучном вопле рот, слыша как булькает что-то у того в голе, чувствуя отвратительный запах поплывший от его тела, скривился в презрительной гримасе, вложил все силы в последний, завершающий рывок, и почувствовал, наконец, как хрустят под рукой раздавленные в хрясть гортанные хрящи. 
Тело Макколли обмякло, левая рука, до последнего впивавшаяся в плечо Глостера, в тщетной надежде оттолкнуть смерть - бессильно упала на каменный пол.
Горбун медленно поднялся. Макколли, распростертый у его ног, еще несколько мгновений конвульсивно дергалось, в горле и груди слышалось какое-то бульканье, свист, из носа еще подтекала кровь, пересекая щеку и теряясь в рыжих волосах,  грудная клетка инстинктивно раздувалась, пытаясь вдохнуть воздуха, тело выгнулось несколько раз, дернулось, и затихло. Полузакрытые, закаченные кверху глаза остекленели.

Наверное полагалось бы что-то ощутить? Досаду, за то что пришлось прикончить одного из своих людей? Горечь - за дурь, которая послужила этому причиной?  Раскаяние, за то, что совершил убийство? Или - радость - оттого, что остался жив, несмотря на то, что был безоружен?
Глостер не ощутил ничего кроме странной, тупой усталости. И, выпрямляясь, насколько мог - тяжелой боли в спине, перетруженной хоть и коротким - но почти предельным напряжением. Ничего... пройдет.
Левый бок пекло чем-то теплым, переходя в холодное по краям. Он провел рукой по ребрам, пожал плечами, увидев на пальцах кровь, и подойдя к отлетевшему ножу, ногой подбросил его поближе к откинутой руке. По краю лезвие еще плавилось алым.
Вот и славно
Он задумчиво постучал пальцами по губам, потом перешагнул через труп, с усилием открыл окошечко, высунулся, определил, что отсюда вполне видно тот флигелек, в котором поместили его людей, а значит, они его вполне услышат, и резко, пронзительно свистнул трижды, через разные промежутки - длинный свист, короткий, и снова длинный. Сделал паузу, повторил сигнал, и так и остался перед открытым оконцем, вдыхая пронзительный, влажный, напоенный запахом дождя, мокрых листьев и земли.

-
Знакомый сигнал в комнатенке, перестроенной из бывшего сарая - услышали сразу. Благо, гром уже затихал вдали, а пронзительный свист легко прорезал шум дождя.
Клей, начавший было дремать, вздрогнул, поднимая голову, а Гардар вскочил.
Кто-то осовело поднял голову, кто-то недоуменно оглянулся. Сигнал повторился
Восемь мужчин переглянувшись - все как один кинулись к дверям.
Встретившийся им по пути Финн -отшатнулся к стене, вытаращив глаза. Действительно - восемь мужчин, в одних штанах и рубахах с чужого плеча, встрепанные после того как просохли от дождя, осовевшие от сытного ужина и ленивого отдыха, усиленно моргающие глазами, чтобы привести себя в порядок - выглядели одновременно и смешно и пугающе.
- Слышь, отец! - окликнул его юный Дивир - Окажи милость - подскажи-ка где нашего префекта поместили?
- Н-на втором этаже... - почему-то заикаясь пробормотал слуга, оглядывая всех восьмерых, столпившихся вокруг него детин, каждый из которых, даже самый младший - Дивир, был по меньшей мере на голову выше него, - пр-прямо по коридору... т-третья дверь... а
- Спасибо! - рявкнул Гардар, ухватил юношу за плечо, и едва ли не рысью помчался к лестнице. За ним пустились остальные, на ходу пытаясь понять, что означал этот странный вызов, и зачем они вдруг понадобились префекту, который, вроде бы, ушел отдыхать.
На лестнице, загремели их тяжелые шаги, отрезая баронессе путь к отступлению.  Впрочем, Айт со своей стороны, тоже направился по коридору к лестнице, чтобы встретить их.
Восьмерка вывалилась в коридор, подталкивая друг друга, торопя, и остановились как вкопанные, глядя на Глостера во все глаза. Знаменщик Рори уже открыл было рот, но префект поднял руку, и, указав большим пальцем через плечо, назад, туда - где в глубине коридора лежало бездыханное тело, сухо распорядился.
- Макколли напал на меня с ножом. Уберите труп.
- Чегооо? - взревел Гардар, словно не веря своим ушам.
- Как! - Клей оторопел, отшагнув назад, и упершись в мощную фигуру Торета. Тот лишь тихо выругался.
Новость была ошеломляющая. Причем ошеломлял не тот факт, что им было велено убрать труп, а тот, что у Макколли хватило дури на такой идиотский поступок! Ведь сколько раз говорили, предупреждали, ведь не слепой же парень, чтобы знать с кем что дозволено а что нет. Вот неужто давно такое планировал? И как вообще ему в голову взбрело?!  И получается, префект его одолел? Безоружный? А что- кто-то сомневался? 
Все эти, и многие другие вопросы, они обсудят позже, и будут обсуждать еще не раз. Но стоя перед Глостером - все восьмеро лишь переглянулись и кивнули, потянувшись мимо него гуськом туда, куда он указывал. Юный Дивир, проходя мимо отступившего в сторону Глостера, неожиданно остановился и ахнул, указывая на алое пятно, расплывшееся на белой рубашке.
- Милорд, вы ранены?
- Царапина - холодно отозвался Айт, пресекая возможные вопросы и повернулся, глядя вслед остальным, уже, склонившимся над телом - Вынесите его, так, чтобы ни одна живая душа не видела. Как утихнет дождь - закопайте где-нибудь в лесу.
- Так то можно... - вздохнул Гарет, скребя лысину - Ран-то на нем нет, потащим под ручки, сойдет за пьяного.
- Ох и разит от него - наморщил нос Торет. - Ох, боги...  Вишь, Дивир? Мотай на ус. не будешь вовремя до ветру ходить, то если смерть за тобой на полные кишки придет - разить от тебя будет так же.
Юноша побледнел. Рори наклонился
- Берем его, парни.
- Да куда ж ты, жердь - Торет с усмешкой отстранил знаменосца, и подхватил безжизненное тело под одну руку. Гардар взялся под другую. Макколли подняли.  Голова его безжизненно свесилась на грудь, ноги не волочились по земле, лишь из-за того что оба солдата были на полголовы выше него. Иллюзия пьяного была полной, включая запах. Солдаты поволокли тело вниз. Клей и Дивир, уходившие последими - задержались. Клей поднял нож.
- Гляди. Вот им он и полоснул префекта. Видишь - кровь по лезвию.
- Повезло еще что краем лезвия а не острием - буркнул юноша. - Идем, надо место найти где его положить. Дождю-то конца края нет.
Когда и их шаги затихли на лестнице, Глостер, до того стоявший неподвижно, отлип от стены, и направился к себе.

Вернувшись к себе, Глостер закрыл дверь, и приподняв рубаху осмотрел рану. Однако, дело обстояло хуже, чем он думал. Длинная рана поперек левого бока, параллельно нижнему ребру, была глубже чем ему казалось. Шипя от боли он попытался прощупать глубину, - палец погрузился в разрез до второго сустава. Айт выругался. Не удержи он нож - и не переведи колющий удар в скользящий - результат был бы мягко говоря неприятный. Хотя рана и не была жизненно опасной - кровоточила она весьма существенно. Штаны на боку, куда стекала темно-багровая струйка - начали набухать от крови. Глостер, недолго думая, оторвал от подола рубахи полосу по всей длине, сложил ее в несколько раз, подсунул под рубаху, и сильно прижал правой ладонью, а поверх - левым локтем. Должна бы остановиться от сдавления, но это уж как повезет. Он вдруг вспомнил, как Илдред перед отъездом, ходил мрачнее тучи, не решаясь вторично попросить взять его с собой. Да, сейчас он был бы весьма кстати, но, какая, в конце концов разница. Не первая дырка в моей шкуре, и не последняя.

Все еще прижимая повязку, он прошелся по комнате, раздумывая, и то и дело поглядывая в окно. Гроза прошла, но ливень все еще хлестал в стекло. Пройдет ли до завтрашнего утра? Впрочем, даже если не пройдет - надо будет тронуться в путь как можно раньше. По рекам грязи в которые дождь превращал дороги - обычный дневной переход в двадцать миль растягивался дня на три, этак на самый короткий последний отрезок пути уйдет втрое больше времени чем нужно.

Его мысли прервал стук в дверь. Айт с неудовольствием поглядел на свой камзол, все еще курившийся влагой. Если это зовут к ужину, то придется подождать еще - проклятая тряпка все еще была влажной. Хотя штаны на вид казались уже сухими, да и рубашка уже высохла, прямо на нем. Он подошел к двери, открыл ее левой рукой, все еще придерживая правой - импровизированную подушечку на ране, и вскинул брови от неожиданности. Баронесса собственной персоной, да еще и с кувшинами - зачем? Над обоими струился пар. Он был настолько изумлен, что несколько мгновений, просто смотрел на нее, не сразу сообразив, что это собственно, и зачем, а потом, спохватился, и взял у нее из рук оба кувшина, избавляя от тяжелой ноши. Окровавленная сложенная в несколько раз тряпка, выскользнув из-под рубашки, шлепнулась на пол.

- Миледи? Это... зачем? - непонимающе поглядел он на кувшины, потом на молодую женщину. Вопрос - глупее не придумаешь, но ничего более вменяемого ему на ум не пришло.

Отредактировано Aedd Wallingford (2016-05-22 16:57:57)

Айт молчал, не сводя с нее неподвижного, глубокого взгляда, словно желая понять, что скрывается в глубине зеленых озер ее глаз. За то время, пока она ходила к себе и вернулась, он не стронулся с места, не сделал ни одного движения, словно забыв и о ране и о собственном непрезентабельном виде. Горячая струя крови вновь потекла по боку, но Глостер, похоже, этого даже не замечал. Он молча поставил на столик кувшины, пытаясь привести в порядок собственные мысли.
Откуда она вообще знает о ране? Она же ушла до схватки. В том что солдаты не стали чесать языки во всеуслышание - он мог быть уверен, тогда - откуда? Услышала его разговор с солдатами? Или... видела? Тягучее, темное ощущение странно сдавило душу, и вернувшуюся молодую женщину он встретил мрачным, тяжелым взглядом, который, пожалуй, у любого отбил бы охоту подходить к нему близко. Но она подошла. И ее слова заставили его вздрогнуть.
Снять рубашку? Перед ней?! Чтобы она увидела...
НЕТ!!!
Яростный протест заставил его глаза полыхнуть, и Глостер скрипнул зубами, всеми силами стараясь держать себя в руках.
- Миледи... - медленно произнес он, наконец, вполголоса, не отводя от нее взгляда - Я не хотел бы утруждать вас возней со мной. Я благодарю вас за заботу. Если вы оставите мне эту ткань, я постараюсь справиться сам... Незачем вам пачкать руки в моей крови, и уж тем более...
Он хотел сказать "видеть меня" но слова застряли в горле, и он замолчал.

Отредактировано Aedd Wallingford (2016-05-22 17:11:07)

Проследив за ее взглядом, он только сейчас заметил разводы на платье, на которые ранее не обратил бы никакого внимания. Но после ее слов, это означало, что...
- Вы видели... - медленно, как-то тяжело выговаривая слова, констатировал Глостер. - Что ж... То что я сделал - касается только меня, а никак не вас.  Он не был невиновен. Вести себя подобным образом в доме, где нас принимают как гостей - это нарушение священных законов гостеприимства. Проступок, позорящий честь солдата королевской армии. Я полжизни положил на то, чтобы заставить аристократию Камбрии уважать королевскую власть, и пять лет по крупицам, создавал и обучал армию для моего короля. И не позволю подрывать ее престиж. Из подобных мелочей может сложиться нелестное мнение о солдатах короля. Да, миледи. Я предупреждаю лишь один раз. И не прощаю.
Он говорил спокойно, и не отвел взгляда. "Да, леди, я жесток, я чудовище. Вы по-прежнему желаете мне помочь? Исполняя... долг?"  Ему захотелось зарычать.
- Долг хозяйки... - он едва заметно акцентировал эти слова, глубоко запрятав неуместную, но все же против воли прорывающуюся в голосе иронию.- Не стоит... Баронесса, я вновь прошу принять мои извинения. Мерзавец поднял на меня нож, и получил по заслугам. Ничего более не произошло, если вы согласны эти извинения принять.
Ничего более. Не было нападения в темном коридоре. Ее вообще там не было. Единственный свидетель этого был мертв, а перед глазами всех остальных - Глостер объявил лишь о нападении. И рана в боку была красноречивым свидетельством истинности его слов, так, что никому в голову не пришло бы заподозрить, что имело место быть что-то еще.

Айт не двигался, глядя на девушку. Словно бы пытался что-то обдумать и понять. Что было в ее голосе? Ирония? Горечь? Удивление? Честь дамы.... да... честь дамы тоже имела место быть, но он ведь и вправду прежде всего подумал о том, что это нимерийское отродье позорит плащ который носит. А потом? На секунду он вновь вернулся в этот темный коридор, вспомнил собственные ощущения. Да... вначале было возмущение его поведением, а потом...
Он вдруг вздрогнул, вспомнив это ощущение - ее дрожащих рук в своих ладонях... ее испуганный, умоляющий взгляд... глаза, расширенные пережитым страхом, и страхом перед мужем... Вспомнил удушающее бешенство заполнившее его тогда. Нет... даже не в чести дамы было дело. А в этих умоляющих глазах, и мысли о том, что этот скот позволил бы себе сделать с ней. С этой, маленькой, хрупкой, и странно мужественной женщиной - а вовсе не в какой-то абстрактной женской чести. Голыми руками убить человека - об этом будут долго судачить, он знал. Но знал, что в тот момент был способен расправиться и не с одним, если бы пришлось. Почему?
Неожиданная волна горечи окатила его заставив придержать дыхание и замереть.
Это еще что за мысли! С каких это пор на тебя имеют влияние женские глаза, как бы ни были они прекрасны? Забыл? Забыл, урод, кто ты? Ничего, сейчас вспомнишь!
Резким, каким-то злым движением, не оставляя себе ни секунды чтобы передумать, он перекрестил руки на подоле рубахи,  рывком стянул ее через голову, и отбросил на кровать.
Вот так. То, чего раньше он не позволил бы себе ни с кем и никогда, то, чего отчаянно стыдился, что ненавидел, помня все презрительные взгляды, что видел в жизни - прятался даже от слуг, чтобы не видеть новых, но вот ей...
Он приложил все усилия, чтобы лицо его оставалось бесстрастным. Только вот...
Пусть видит. Пусть и пугается и презирает, если угодно.
Пусть видит - каков я есть.
Вызову страх.. отвращение...может ненависть? что ж, тем лучше...
Это лучше чем безликое, обязательное, неживое - "долг хозяйки"
Рана протянувшаяся на длину чуть больше пяди поперек левого бока, пересекала его торс красной полосой, упорно кровоточила, кровь, стекала по боку, пропитывала уже побуревшую и потемневшую ткань штанов. До середины груди его тело было безупречным, точно изваянное из мрамора. А вот выше.... Выше была жуткая карикатура, смотреть на которую было тошно даже друидам - как он безошибочно видел по их глазам. Грудная клетка, сдавленная спереди назад, словно побывавшая под молотом у кузнеца, перекривленные ребра, жуткий горб увенчанный рядом выступающих позвонковых отростков - точно спина древнего ящера - гребнем - не то зрелище, которое стоило бы видеть даме. Совсем не стоило.