Боль бывает красная и черная. А лихорадка - всегда красная. Это Айт знал, как никто другой. И не испытывал уже потребности обращаться к лекарям, или друидам, чтобы распознать малейшие ее оттенки. За семнадцать лет в походах, стычках и сражениях, получив больше ран, чем мог бы сосчитать - он уже прекрасно знал - и ее признаки и почерк, знал, когда она перерастает угрожающие пределы, знал, как ощущаешь себя, когда, не достигая пика она сходит на нет, знал и медленную, невысокую, но выматывающую похуже смертельного жара вялую лихорадку, которая не сжигает, а словно бы медленно коптит тебя изнутри, вытягивает все силы, и держится с упорством, достойным лучшего применения. Знал также, что степень лихорадки не зависела от тяжести раны. Он видывал раны - и на своей, и на чужой шкуре, после которых, казалось, невозможно выжить, и которые, тем не менее - по странному капризу богов, заживали со сказочной быстротой. И видел не раз, как от простого пореза, царапины или даже занозы - начиналось нагноение, почернение, разгорался с неудержимой силой внутренний огонь, от которого не было спасения. Никогда нельзя было предсказать заранее, и он не знал, чем аукнется прижженная рана от ножа Макколли.
Рухнув накануне в кровать, он уснул почти моментально, беспокойным, рваным, горячечным сном. Временами просыпаясь, он слушал биение собственного сердца, пытаясь определить ход лихорадки, прижимался лбом к холодной каменной стене, пытаясь сбить жар, и снова проваливался в полузабытье, метался, сбросив покрывало, глядя расширенными, невидящими глазами в темноту. Откуда-то сквозь полудрему чудились чужие голоса.
Мучительно хотелось пить.

- Воды... Нэнне...
- Заткнись, урод...
- Нэнне, пожалуйста... я хочу пить...
- Я сказала, заткнись, ты мешаешь мне спать.
Жар. Темнота. Тяжелая боль в висках, жар раздирает горло, распирает лоб и виски, заживо спекает глаза..
- Эоган... Нара... кто-нибудь.... пожалуйста..... пожалуйста, кто-нибудь.... воды.... пожалуйста.....
Глаза жжет. Слез нет, они высыхают, не успев скатиться, соль разъедает глаза. Неужели никто не слышит.
Воды.... боги... люди... кто-нибудь... пожалуйста.... воды.... ну хоть глоточек... пожалуйста...
Пожалуйста!!!!!!
Кто-нибудь....
- Может сдохнешь быстрее, образина.
В тумане плывет отвращение на жирном лице служанки. Откуда-то выныривает тощая, сморщенная физиономия. Седые патлы висят сосульками, провал беззубой улыбки разит гнилью порченых зубов.
- Воды..... пожалуйста....
Теперь это не старый Гейрт. Довольно щерится из тумана светловолосый юноша, крепкий, румяный, со здоровенными кулачищами, упертыми в бока. Перт...
- Чего-то желаете, ваааше высооочество?
- Пить....  пить.... пожалуйста....
- Да пожа-алуйста! Свеженькая, только что отлил!
Поднесенная чаша бьет в нос едким запахом мочи. Хохот
- В чем дело? Ты же хотел пить, уродец! Что, запашок мешает? А ты нос зажми. Другой-то не допросишься. Смотри, потом и этого не получишь.
Плывет, расплывается мир, тонет в хохоте, в тяжелых черных волнах боли, распирающей голову, плывет в багровых потеках под закрытыми веками.
Пить.... нет.... не попрошу.... Боги.... люди... за что... что я вам всем сделал... умру... не попрошу... умру... скорее бы...пожалуйста.... скорее...
- Пожалуйста... - почти бессознательно прохрипел в пустоту Глостер, и вздрогнув, распахнул глаза.
Темнота. Но теперь уже не мальчишка-уродец, а взрослый мужчина, смотрит в темноту широко раскрытыми глазами. Молча. Научили молчать годы, боги и люди.
Холодная каменная стена слегка облегчает жар. Горло, кажется, растрескалось, но воды в комнате нет.
Ничего... скоро настанет утро.
И снова тяжелый сон, мучительной полудремой заволакивает сознание, беззвучно шевелятся губы, только вот нет никого, и слава богам, что нет никого. Боги все-таки существуют. и иногда все же бывают милосердны.
===
Утро ползло медленно, сменяя черноту - синевой, синеву- серостью.
Ночная лихорадка отступала медленно, словно засев в висках, в позвоночнике под затылком, мерзкой слабостью во всем теле, и вялой, глухой болью в голове, от которой уши казались забитыми изнутри грязью, а мысли ворочались с чуть ли не физическим усилием, словно живые существа на ложе из каменной крошки.
Рука коснулась рукояти меча, лежавшего рядом. Жест почти священный, ежедневный, ежеутренний.
Надо встать. Позвать кого-то... потребовать воды... побриться... привести себя в порядок.
Сил в руках после ночного жара -не больше чем у десятилетнего, ноги дрожат.
Ничего... от воды все пройдет... Должно пройти.....
Горячий висок прислоняется к спасительному холоду стены. Комната плывет перед глазами.
Ничего... сейчас... все уже почти прошло, это просто слабость. Позорная слабость. Сейчас... сейчас я с ней справлюсь. Только... только еще мгновение... сейчас...

====
- Чего-нибудь еще изволите, Ваше Высочество? - Финн старался не смотреть на побуревшие потеки крови на левом боку рубахи, но нет-нет, да взглядывал  - то на них, то на горб,скрывавший полголовы.
- Ничего, благодарю. - Глостер положил бритву на каменный выступ под распахнутым окном, за которым разгорался рассвет, промокнул лицо куском холстины, бросил ее на спинку стула, и повернулся к слуге - Мои люди уже проснулись?
- Да, Ваше Высочество, завтракают. Вы спуститесь к завтраку с господами, или желаете у себя откушать?
При мысли о еде мутило. Лихорадка спала, но не отпускала окончательно, постукивала молоточками в висках, мерзкой, тошнотворной тяжестью расползалась по телу. К вечеру жар снова поползет вверх, он это знал. Завтрак... спуститься? Там будет леди Элис...
Только не в таком виде.
- Кружку молока и ломоть хлеба. И еще воды, будь добр.
- Слушаюсь, слушаюсь... - забормотал слуга, берясь за бадейку и пятясь назад, как заправский рак.
- Погоди. Как тебя... Финн...
- Да, Ваше Высочество.
- Барон вернулся?
- Да, Ваше Высочество. Еще вчера вечером, к ночи.
Чтоб тебя баргесты сожрали, старый хрыч.
- Хорошо, ступай. Передай моим людям, что мне нужен Гардар. А остальные, пусть собираются, да поживее и будут готовы. - Глостер опустил закатанные рукава рубахи, и поглядел на слугу. Тот потупился - Спроси у барона, когда я могу поблагодарить его за гостеприимство.
- Сейчас.. сейчас...
Финн исчез за дверью. Айт управился с завязками на рукавах, натянул камзол, и подошел к окну, машинальными движениями выпарстывая из-под воротника длинные волосы, и застегивая крючки. В его вопросе переданном через слугу, была утонченная вежливость, вкупе с едва уловимой издевкой. В плане учтивости, барон оказался в двусмысленном положении - ему полагалось первым нанести визит гостю, коль скоро гость этот - принц королевской крови. Но сделать этого он не мог, потому что гость уже спал, когда хозяин вернулся. Айт вообще-то мог бы и не напоминать о себе, и дождаться визита хозяина, но ему не хотелось ни терять времени, ни щадить нервы старика. С чего бы?

Айт вернулся от окна к столу, когда в комнату вошел барон, и даже бровью не повел, принимая приветствие старика, лишь склонив голову обозначая ответный поклон. Он был бледен, и выглядел измученным, после ночи, проведенной в лихорадке, остатки которой не отпускали до сих пор, но глаза, хоть и глубоко запавшие, смотрели спокойно, без каких-либо эмоций во взгляде.
- Встаньте, барон - горбун протянул старику руку, потому как подняться, опираясь на клюку, в его возрасте было не так-то легко, но не взял его за руку, предоставляя тому самому решить - примет он помощь или нет. А когда старик поднялся - он указал ему на стул, приглашая сесть, а сам отошел на пару шагов, к столу, на котором все еще лежал закопченный кинжал, чтобы вдвинуть его в ножны. В этом жесте не было ни намека на этикет - скорее немой язык воина. Негоже держать поблизости обнаженную сталь во время разговора, если не желаешь этим намекнуть, что готов пустить ее в ход.
- Я благодарю вас за гостеприимство, которое нам оказали в вашем замке, барон. - кинжал вошел в ножны со скрежетом. Приставшие к почерневшему клинку ошметки паленой плоти, которые он вчера ночью был не в состоянии счистить - явно не были предусмотрены мастерством кузнеца. Оружие с тихим стуком опустилось обратно на столешницу, а Глостер продолжал, все так же спокойно, не отражая в голосе ни симпатии, ни недоброжелательства. - Мы получили здесь и стол и кров во время вчерашней грозы. Я предложил бы вам благодарность более весомую, нежели только мои слова, если бы не опасался этим предложением оскорбить вас, поэтому в дополнение к моей благодарности, от души призываю благословение богов на ваш дом

- Рад слышать это, господин барон. - Глостер оперся ладонью о стол, и остался стоять. Он смерил фигуру старика взглядом, прикидывая - сколько ему может быть лет. В эту эпоху редко кто доживал до столь преклонного возраста, разве что друиды. Седины, клюка, немалый возраст - должно быть в молодости Рэйл Стронг отличался поистине лошадиным здоровьем. Да и сейчас, несмотря на возраст и хромоту он вовсе не походил на развалину.
Странные же шутки порою шутят боги с людьми.
Неожиданно ему пришла в голову мысль совершенно иного рода, хоть ничем и не проявившись ни в спокойном, безэмоциональном взгляде, ни на лице. Он попытался представить как господин барон исполнял свой супружеский долг, и, сознательно отбросив все мысли об Элис Алинор как таковой. Был ли способен барон на это сейчас, или супружество их было номинальным? Учитывая слова молодой женщины о том, что он - единственный кого она видела без рубашки, кроме собственного мужа, вроде как свидетельствовали о проведенных ими совместно ночах. Что ж, если он не пользовался молодой женой лишь в качестве грелки, а являлся ей супругом не только номинально, но и по факту - то сей момент заслуживал некоего удивления и даже уважения.
Впрочем, эти мысли мелькнули фоном и пропали.
- Как я уже сказал, мы получили тут кров и стол, и я благодарен вам за это. - продолжил Глостер, все тем же ровным голосом, не спуская с барона спокойного, тяжелого, изучающего взгляда. - Но обстоятельства вынуждают меня спросить еще об одном проявлении гостеприимства. Мне надо похоронить одного из моих людей. Сегодня. Долг гостя обязывает меня спросить - дозволите ли вы похоронить его в ваших землях?

- До сих пор я полагал, что люди обязаны своим существованием богам, - довольно безразлично отозвался Глостер, присаживаясь на край стола. Лихорадка еще давала о себе знать, и явно вновь разгорится к вечеру, сидела где-то внутри, словно бы проходилась ледяными пальцами по спине, подкатывала мерзенькой слабой тошнотой к горлу, и выступала липкой испариной на висках, заставляя дышать чаще обычного. Деликатность барона едва не заставила его усмехнуться. Вот уж действительно, с человеком произошла маленькая неприятность, раз его требуется похоронить - точнее и не скажешь.
- Не пеняйте на слуг, господин барон. Напротив нас встретили с утонченным гостеприимством. А что касается моего человека... - он безразлично пожал плечами - Новобранец, недостаточно усвоивший дисциплину, которая требуется от солдата коронной армии, и меры наказания которые следуют за ее нарушением. Развезло его когда после долгой дороги и грозы попал в тепло и выпил доброго эля. Стал болтать лишнее, а потом и с ножом на меня полез, так что пришлось его задушить.  Оно и к лучшему, незачем было марать ваш дом кровью балбеса, не обучившегося элементарной понятливости. Так что благодарю вас за разрешение, милорд. С вашего разрешения я похороню его где-нибудь, где его кости никому не помешают, а потом мы отправимся дальше. Не хотелось бы обременять вас столь многочисленными гостями долее необходимого.
Он говорил о смерти Макколли с искренним равнодушием. Жизнью больше, жизнью меньше, небеса не оскудеют, и земле тяжести не убавится. Там где любой другой человек мог опасаться возмездия за убитого, если не от королевского правосудия, то хотя бы от родственников - принц Глостер вовсе не брал подобное в расчет.

- Рад это слышать. - так же сухо отозвался Глостер, которому не слишком понравился тон старика. Еще какие-то просьбы, ишь ты. Прав он был, сто раз прав, считая любезность ненужным излишеством. Глядите-ка, стоило пропустить в своей речи пару вежливых оборотов, так этот барон, мелкая сошка, уже возомнил о себе, похоже, невесть что. Впрочем, возможно тот просто по старости лет был туг на ухо, или же и вовсе никогда не отличался гибкостью ума, раз счел  "долг гостя вынуждает меня спросить" - снисходительную любезность принца, имевшего полное право попросту потребовать - за просьбу. Вот уж воистину, самомнение человеческое неизмеримо, любая жаба в своем болоте ощущает себя королем. Вот и урок на будущее. - Поскольку служить королю - это долг каждого. Нет, милорд у меня нет к вам вопросов, и я не хочу сверх меры отнимать ваше время.
Он встал, недвусмысленно намекая на конец аудиенции. Любой бы на его месте, наверное прибавил бы к этому "не могу ли я быть вам чем-либо полезным" но Глостер не стал этого делать. Он уже произнес подобное предложение единожды, в самом начале разговора, и не считал нужным повторять. Ненужная любезность, ненужные потери времени. Это вон, при дворе принято любую вежливость повторять раз по триста, и не редкостью было увидеть двоих, занятых взаимными расшаркиваниями по доброму часу, а то и дольше. Он терпеть не мог подобных вывертов. Поблагодарил, предложил номинально ответную любезность, и на этом все. Айт предлагал что-либо, как и предупреждал за провинности- лишь один раз. Кто не воспользовался или не внял - ему до того не было ни малейшего дела.

Вот такого поворота Глостер никак не ожидал. Он недоуменно вскинул бровь, пытаясь понять - что стоит за этой непонятной просьбой. Уж не выжил ли старик из ума? С чего вдруг ему понадобилось утаивать самый обычный факт? На своем почти пятимесячном пути, принц со своим отрядом останавливались на ночь во многих замках, когда те попадались по пути, и никому и в голову не приходило пытаться сделать тайну из их визита. Но тогда, во имя всех богов - что несет этот старик?
Глостер нехорошо сощурился, впившись в глаза старика тяжелым, неподвижным взглядом.
- Промолчать о том, что мы нашли приют в вашем доме? С чего бы это, господин барон? - его голос стал совсем ледяным -  Неужто вы, так красноречиво утверждавший о том, какая честь для вас принимать нас в своем доме, и, если уж на то пошло, о вашей почтительности королю и власти - стыдитесь того, что оказали самый обычный долг гостеприимства солдатам короля, которому вы так беззаветно, по вашим словам, преданы? Или для вас - позор - оказать гостеприимство принцу королевской крови и главнокомандующему армией, застигнутому грозой? Ин-те-рес-ные дела. - протянул он почти по слогам, а в темных глазах заблестели очень нехорошие холодные огоньки. - Ваша просьба весьма смахивает на оскорбление, милорд Стронг. Должен ли я отнести его на свой личный счет? Что для вас такой уж позор принять под своей крышей - горбуна? Или на счет Его Величества - что вам стыдно оказывать гостеприимство солдатам короля? Поясните-ка, окажите любезность.
- Его глаза сощурились еще больше а холодная вкрадчивость в голосе не обещала ничего хорошего. Глостер не зря имел репутацию безжалостного человека. И если господин барон не вывернется из непростого переплета, в который сам же угодил - дело могло закончиться для старика самым печальным образом.

Ледяная маска в которую сковало лицо принца постепенно сменялась выражением неподдельного изумления. В другое время он попросту спросил бы - в своем ли уме его собеседник. Однако, старик говорил столь сдержанно, спокойно и подробно, что сомнений в его рассудке вроде бы не предвиделось. Схлынул и гнев, возникший было от его непонятной просьбы.
- Была слишком добра и забыла об осторожности? Стоит ей репутации? Сплетни обо МНЕ и баронессе? - Глостер криво усмехнулся. - Обитателям замка, которые как вы выразились "стоят на ушах" следовало бы пооборвать эти самые уши. И языки заодно. Не будь я гостем в вашем доме - так бы и сделал. Но уж потрудитесь напомнить вашим домочадцам, что за сплетни подобного рода об особе королевской крови можно очень крепко поплатиться. Меня не волнуют досужие выдумки, и любому другому я бы попросту указал бы на дверь, безо всяких объяснений. Но уважая ваш возраст, и долгую службу нашему дому... - он расстегнул пояс, кинул его на стол, расстегнул несколько нижних крючков камзола, выпорстал из штанов рубаху и повернулся, показывая старику глубокий, до черноты, свежий ожог на ране, пропоровшей ему левый бок в двух дюймах выше талии. Воспаленные, покрасневшие, припухшие края сходившиеся во втянутую, черную корку обугленной плоти свидетельствовали о глубине и серьезности раны.
- Вот то единственное, в чем ваша супруга, как вы выразились "забыла об осторожности". - сухо прокомментировал он вслух - Она прижгла рану и тем спасла мне жизнь. И вашу, между прочим, тоже. Как по-вашему, что стало бы с вашим домом и домочадцами, если бы я умер от кровопотери под вашим кровом? А так бы и случилось. Я отправил своих ребят восвояси задолго до того как понял - насколько серьезно кровотечение, и звать бы их снова, просить о помощи - уж точно не стал бы. Вы воин а значит знаете толк в ранах. Судите сами - возможно ли с подобной раной, и уж тем более с ожогом - совершить хоть что-то, что дало бы пищу слухам.  - он заправил рубаху, и принялся застегивать крючки камзола, не отводя от старика прямого, уверенного, холодного взгляда.
- Мои люди в глаза не видели хозяйку замка, ни в момент приезда, ни вечером. Не общались ни с вашей челядью, или с вашими словоохотливыми невестками. Они вышли из пристройки лишь на мой зов и вернулись обратно, там находятся и до сих пор, ожидая распоряжений. И о чем бы не болтали ваши домашние курицы - это дело лишь вашего дома.
Глостер застегнул пряжку ремня, и плотно сжал губы, глядя на старика. Все-таки было в нем что-то величественное сейчас. То, как спокойно и последовательно, с полной откровенностью он рассказывал всю эту чушь, вероятно, хорошо зная, что вызовет гнев, но тем не менее был честен. И представив себе то, что было недосказано - Глостер мог понять и остальное.
Каково было старику узнать о том, что его жена провела какое-то время наедине с гостем. Пусть горбуном - но принцем крови. Каково было заподозрить юную жену в измене? Да еще когда сам - стар и слаб, и не можешь призвать к ответу того, о ком сплетничают? Хуже не придумаешь.
- На этом мои объяснения должны бы завершиться.  - продолжил он негромко, глядя в глаза старику. - И это было бы высшим проявлением любезности с моей стороны. Однако - я ценю то, что вы были честны со мной, во всех мелочах. И потому - отплачу вам тем же.
Он извлек из ножен меч, резко провел режущей кромкой по левой ладони, и положил меч с обагренной кровью кромкой на стол, между собой и стариком, направив острие в сторону от обоих.
- Лишь для того, чтобы не оставить недосказанностей барон - Глостер поднял окровавленную ладонь - Под взглядами богов, я, Айт Уоллингфорд, принц Глостер, главнокомандующий армией Камбрии, клянусь, что ни словом, ни делом, ни взглядом не нарушил священных обязательств гостеприимства и не нанес урона чести барона и баронессы Стронг, принявших меня в своем доме, и призову к суду богов любого, кто осмелится утверждать обратное.