- Может хватит? - в холодном голосе Глостера звучало раздраженное нетерпение, но человек, стоявший перед принцем согнувшись, и приложив ухо к его груди - даже не пошевелился. Он слушал что-то внутри, прикрыв глаза чтобы не отвлекаться, временами зажимая и разжимая пальцы на руке, словно что-то подсчитывая, и, если бы не хмурящийся лоб, и напряженное выражение лица - можно было бы подумать что он умудрился уснуть в такой неудобной позе.
- Илдред! - резко окликнул его Айт, и отстранился. Человек же выпрямился не стазу, а, выпрямившись - не заговорил, сосредоточенно о чем-то думая, и снова совершая на пальцах какие-то подсчеты. Глостер скривился, но ничего не сказал, по опыту зная, что это бесполезно. Вместо разговоров, он снял со спинки стула свою рубашку, натянул ее через голову, и принялся затягивать тесемки на запястьях.
Человек, находившийся с ним - был полной противоположностью своего пациента. Высокий, статный, молодой человек с соломенной шевелюрой и простецким, но открытым и располагающим лицом - он совершенно не вписывался в рамки традиционных представлений о друидах, но, тем не менее, был им, и состоял при префекте коронной армии с тех самых пор, как он стал префектом.  Сейчас он выглядел одновременно раздраженным, и в то же время очень собранным.
- Ваше высочество... так нельзя.
- Я позвал тебя не для нотаций. - Айт, завязывающий вторую тесемку, поднял на него взгляд, но, друида, похоже впервые не проняло выражение его глаз. Он подался вперед, и уже настойчивее повторил.
- Так нельзя! Черногорка* - опасная трава. Я говорил вам...
- Найди мне другое средство, которое не требовалось бы втирать, а можно было бы пить, и можешь скормить эту черногорку всем баргестам сколько их ни есть на свете! - зло перебил его принц.
- Ваше высочество! - Молодой человек сжал кулаки. Странно, но на его лице и вправду отражалось беспокойство и почти отчаяние. - Что вам стоит согласиться на...
- Нет! - Черные глаза Глостера недобро сверкнули. - Клянусь богами, Илдред, ты испытываешь мое терпение.
- Ну и пусть испытываю! - друид подался вперед, его голос зазвенел от напряжения - Ваше сердце уже сейчас бьется раза в полтора медленнее чем следует! Соглашайтесь на втирания, иначе, такими темпами, не пройдет и года, как...
- Я слышу эту чушь с детских лет. - тихо процедил принц. - А до сих пор жив, как видишь. Если хочешь меня напугать - посули мне долгую жизнь, вот тогда мне правда станет страшно.
Молодой друид выглядел так, как будто ему хотелось стукнуть упрямого пациента чем-то тяжелым. Он резко провел ладонью по лицу, сжимая кисть в кулак, точно пытаясь снять с лица нечто невидимое, и замотал головой.
- Да поймите вы! - заговорил он тихо, но быстро, пока его снова не перебили. - Черногорка ослабляет судороги, это так, но при этом, она ослабляет и сердце. И рано или поздно она его остановит! По скольку вы ее пьете? По глотку? По два?
Глостер с раздражением отвернулся, и принялся натягивать камзол. Постоянная жизнь в разъездах, днями в седле, бешеный ритм который он сам себе выбрал - аукалась ему все чаще и чаще приступами сильнейших судорог в спине, а уж после последней поездки, он редкую ночь мог заснуть, не хлебнув предварительно целебной настойки, да и то, привыкнув за долгие годы к болям в позвоночнике, он терпел до последней крайности, прежде чем потянуться за заветной склянкой. Два глотка... то когда было. Теперь же подчас и четыре не спасали. Но говорить этого Илдреду не следовало. Он знал, что будет потом. Друид будет настаивать на других средствах, которые надо было втирать в спину, а в дополнение начнет, в который уже раз, твердить о том, что пора оставить или ограничить бесконечные переезды и тренировки. Все эти нотации он за пять лет уже изучил до мелочей. Хотя на сей раз готов был допустить, что действительно злоупотребляет настойкой. А какая альтернатива? Или сознаться друиду в том, что судороги в последнее время не просто скручивают спину, но и охватывают торс полукольцом, сдавливают ребра и, буквально, душат не оставляя выбора? Как бы не так.
Шаги и стук по дверному косяку оказались как раз вовремя, чтобы прервать очередной поток возмущений.
- Ваше высочество....
Глостер резко повернулся к дверям, словно не веря, что несмотря на приказ никого не допускать и самому во время осмотра не соваться - кто-то посмел все же сюда войти. Но вот принесенная солдатом новость заставила его широко раскрыть глаза.
Можно было бы отчитать парня за то, что тот вынудил королеву дожидаться у дверей, но с другой стороны - он просто выполнял его, собственный, Айта, приказ. "Никого" в его понимании означало "Никого", а никогда не следует наказывать за  исполнительность. Принц так быстро направился к выходу, так, что солдат попросту отскочил с его дороги, через мгновение уже очутился лицом к лицу с королевой -матерью, сопровождаемой сонмом своих барышень, и стремительно опустился перед ней на одно колено, склоняя голову.
-  Ваше величество...

Отредактировано Aedd Wallingford (2016-06-23 14:09:34)

О том, о чем хочет поговорить королева, Айт не строил ни догадок, ни предположений. Какая разница, если через минуту все равно все узнает. Равно как и о том, почему королева пришла к нему сама, а не вызвала к себе в покои, как имела бы полное право поступить. То, что она удостоила его личным визитом - было оказанием ему немалой чести в глазах всего двора, и значение этого было трудно переоценить. Хотя Глостер никогда не интересовался тем - как к нему относятся многочисленные дворцовые прихлебатели, но отношение самой королевы дорогого стоило.

- Я в вашем распоряжении, Ваше Величество. - просто ответил он, поднимаясь с колена, и посторонился указывая на открытую дверь, тем самым, приглашая войти. - Прошу вас.

На спутниц королевы он не обратил и вовсе никакого внимания, словно бы она была совершенно одна. Весь этот фрейлинский выводок в его глазах стоил не больше чем рой красивых но безмозглых бабочек,  и даже их красота не останавливала взора. Одна красивая женщина - всегда притягивает взгляд. Но когда красавиц - десятка два в куче - то и внимания они привлекают в десятка два раз меньше.

Пригласив королеву войти, он зашел за ней следом. Покои принца Глостера представляли собой две комнаты - одна из которых была просторным кабинетом, одновременно выполнявшим функции приемной, а вторая - спальней. Личных слуг своих он не держал, вполне довольствуясь обычной замковой прислугой, благо потребностей у него и было всего-то принести утром воду для бритья, да сапоги вычистить. Одежду отдавал на стирку лагерным прачкам, а оружие не доверил бы и вовсе никому, точил и полировал только сам. У главнокомандующего не было даже оруженосца, хотя каждый воин знатного происхождения почитал своим долгом наличие такового. С полдюжины контуберналов находилось при нем лишь когда это было необходимо - в тренировочном лагере, при сборе войск или в разъездах, да и тех он определял навскидку методом "ты, ты и ты - поедете со мной".

Единственной несменяемой фигурой при нем был лишь Илдред. Друид и стоял сейчас у пустого камина, похрустывая пальцами, в ожидании, когда упрямый пациент вернется, чтобы попробовать вновь воззвать к его - если не разуму, то хотя бы инстинкту самосохранения.
Однако, Глостер вернулся не один, и многозначительным жестом кивнув на дверь, приказал друиду выйти, не тратя лишних слов. Тот, предварительно поприветствовав вдовствующую королеву, вышел из кабинета, а Айт указал своей царственной гостье на тяжелое резное кресло с высокой спинкой, и вопросительным взглядом дал понять, что готов слушать.

- Понимаю, Ваше Величество. - спокойно отозвался Глостер, оставшийся стоять перед королевой. Мысль о том, чтобы сесть в ее присутствии ему и в голову не пришла, хотя она приходилась ему родственницей, да и сам по своему происхождению был не ниже родом. Но она была королева, и этим все было сказано. Для него - короли были чем-то иным нежели обычные люди, и никакое родство или происхождение не могло этого изменить. А, кроме того, сам неукоснительно придерживаясь самой глубокой почтительности, он имел полное право жестко требовать этой почтительности от всех вокруг, и никто не посмел бы даже пикнуть, не говоря уже о том, чтобы попытаться опротестовать авторитет королевской власти, раз уж даже принц королевской крови так строго соблюдает субординацию.
- Я для того и вернулся в столицу пораньше, чтобы присутствовать на всех празднествах. Кейден Ламмер, центурион гвардии, человек, конечно надежный, но предпочитаю в таком стечении гостей и мероприятий - контролировать действия охраны самолично.
Шепоток трех фрейлин, сбившихся в кучку в сторонке, около придвинутого к узкому стрельчатому окну стола, стал чуть громче, послышалось даже что-то напоминающее тонкий, полуистерический смешок, но горбун и бровью не повел, и похоже вообще не замечал, что в комнате они не одни.
- В дополнение к той сотне, которая обычно охраняет замок, я привел еще две, Ваше Величество. - так же спокойно и размеренно продолжал он, глядя на королеву тяжелым, неподвижным взглядом - Караулы повсюду, и личная охрана короля будут утроены, в том числе и на пирах. Более того, я собираюсь изъять оружие у всех лордов, вступающих в ворота замка.
Он помолчал. Это "я собираюсь" было довольно знаково. Он не спрашивал согласия королевы на меру, которую считал необходимой, а попросту ставил ее в известность. Женщина, даже королева, не должна была вмешиваться в дела военные, однако, причины у его кажущейся самонадеянности были другие, и он продолжил:
- Это шаг беспрецедентный, Ваше Величество. Многие сочтут это за умаление своих благородных прав. Я собираюсь провести эту меру сам, и взять на себя ответственность за нее. В случае недовольства кого-то из лордов - пусть предъявляют свои претензии лично мне, если осмелятся. Король же, даже в случае их недовольства, останется не при чем, мало ли что в очередной раз выкинул "этот цепной пес", Его Величество, при случае, может даже посмеяться над моей одержимостью, и уж тем более никому и в голову не придет упрекать его или вас за мои действия.
Темные глаза Глостера блеснули едва заметной усмешкой, свидетельствующей о том, что он превосходно знает, какую репутацию имеет при дворе, и то, что он так спокойно ее обсуждал свидетельствовало о том, что никаких возражений против нее он как минимум не имеет.
- А что касается боев на пирах - коль скоро ни у кого из пирующих не будет оружия - пусть себе развлекаются, фехтуя на колбасах, вреда от этого Его Величеству не будет никакого. В любом случае и на пирах, и во время выездов, и на охоте - я буду рядом. Если кто-то вздумает причинить вред королю - ему вначале придется перешагнуть через мой труп.

Глостер лишь утвердительно приопустил веки, в знак того, что понял, и благодарен. Незачем было углубляться в эту тему, и пояснять, что ставить для него прибор - пустые хлопоты, и что он не собирается сидеть за пиршественным столом. Место охраняющего - за плечом у своего подопечного, с рукой на рукояти меча, а не на стуле с каплуньей ножкой в зубах. Не говоря уже о том, что при мысли об придворных застольях он не испытывал ничего кроме досадливого недоумения. И вольно же им считать развлечением - набивать брюхо да напиваться. В еде он был неприхотлив с детства и воздержан не только по природе, но и по необходимости. Его телу и без того приходилось нести большую часть своего веса - мертвым грузом на горбу, и утяжелять работу собственным мышцам уж точно не следовало. Кроме того - он прекрасно знал, как к нему относятся при дворе, и знал, что отвращение от его облика перебивается еще более сильным страхом перед его нравом, и забавно, смешно и нелепо было смотреть, как все это пытаются замаскировать растянутыми чуть ли не до ушей фальшиво-приветливыми улыбками. Когда-то это его злило, потом - смешило, а когда ему перевалило за тридцать - стало попросту безразлично. Все люди были на одно лицо, и равно неинтересны.
За редкими исключениями.
Одно из этих исключений и сидело сейчас перед ним, в высоком тяжелом кресле из резного дуба.
Когда-то он и вправду относился к ней с подозрением. Не то, чтобы слухи о ней и Арсани его хоть как-то заботили, уж что-что а подобное он всегда пропускал мимо ушей, но тот факт, что короля так долго держали в стороне от каких-либо внутренних или внешних дел - заставлял его в свое время не раз хмуриться, подозревая - уж не собирается ли бывшая клайдская принцесса до конца жизни царствовать в Камбрии, превратив сына в марионетку.
Однако, события последних двух лет убедили его в обратном. Он видел - искреннюю любовь матери к сыну, пусть и замаскированную бесстрастной королевской маской. Глостер сам носил маску с самого детства, и умел ощущать разницу, между кажущимся и истинным. А потому - отбросил свои прежние сомнения, накрепко утвердив для себя, что мать никогда не пожелает зла своему сыну.
Единственным сомнением для него оставалось - не пожелает ли королева-мать склонить короля к своей религии. Проводя почти все свое время в разъездах по стране, он был неплохо осведомлен о настроениях, и знал, что это будет роковой ошибкой. Даже коронная армия состояла сплошь из приверженцев старых богов, и вздумай король переменить веру - то и их это может сподвигнуть на открытый бунт, не говоря уже о северных герцогствах, где вера старым богам носила чуть ли не фанатический характер. Но королева до сих пор столь мудро и умело лавировала на этом непростом поле, что эти опасения были скорее подспудным фоном, нежели четко оформленными опасениями.
Иными словами - перед ним была его королева, мать его короля, а все остальное не имело значения.
- Есть лишь один момент, от которого я не знаю как уберечь Его Величество. - заговорил он так же ровно и бесстрастно, хотя ему не задавали вопроса - Если вдруг он вздумает принять участие в турнире. Несчастные случаи на турнирах не слишком часты, но при наличии у кого-то злого умысла, провести покушение, скажем, в общей битве - вполне возможно, и непонятно будет даже, чья рука нанесла удар. В этом случае я рассчитываю лишь на вас, Ваше Величество. Если король решит поразвлечься участием - вы должны напомнить ему, что он - король, и навести его на мысль о том, что его соперники будут попросту поддаваться ему, из желания заслужить милость. Его Величество молод и горяч, а для такого человека перспектива "игрушечных" побед в битве - почти оскорбление. Такой довод способен отговорить его от участия. Во всем остальном я ручаюсь головой за его жизнь.

Глостер нахмурился. Само слово "вызов" в отношении короля казалось ему достойным того, вздернуть любого, осмелившегося сделать этот вызов - на первом же суку. Или выпотрошить. Или и то и другое.
- Ваше Величество, вызов можно сделать лишь тому участнику, который записан на турнир. - бесстрастно произнес он вслух. - И вызывают лишь на состязание на копьях, на "конную сшибку", возможно с последующей схваткой на мечах. В этих сшибках несчастные случаи случаются, но смертельные исходы почти исключены, если копья проверяются надлежащим образом, а они будут проверены, можете мне поверить. Но королю попросту нельзя участвовать в подобном поединке! Это запрещено общей этикой турнира,  - поскольку противник его будет вынужден либо поднять оружие на своего короля, либо изобразить из себя мальчика для битья. Даже турнирное копье - это все равно копье. Сюзерен не имеет права ставить своего вассала перед таким выбором, да еще при стечении народа, под звуки рогов и вопли герольдов.  Принять участие в турнире может сын короля, королевский брат или племянник, но никак не сам король.

Глостер хрустнул пальцами. Она ведь боялась. Он чувствовал это, чуть ли не всем своим существом. Боялась, за сына, и, вместе с тем - как она держалась! Выдержке этой женщины могли бы позавидовать многие воины. И вместе с тем - она казалась утомленной. Немудрено. Столько всего на одни только плечи. Но во всяком случае он был твердо намерен отвечать за безопасность короля во время всего праздника - самолично. Королеве и без того довольно забот, и не дело ей появиться на празднестве издерганной и изо всех сил скрывающей усталость и напряжение. Хотя и без них наверное никуда.

- Я говорил об общей схватке, моя королева. О той, на которую никто никого не вызывает, а рыцари записываются добровольно в несколько партий, и затевают на ристалище преглупейшую свалку, имитирующую настоящий бой. Туда записывается кто угодно, любой желающий, хоть король хоть оруженосец. И участие короля в такой схватке допускается правилами, потому, что это не бой один на один, где имена противников известны и объявлены герольдом, а действительно свалка.  В такой схватке легко прикончить кого угодно, незаметно для тех, кто сидит на трибунах, и никто не узнает, чья рука нанесла удар, потому что в подобной свалке каждый сам за себя. Но.... - в черных глазах горбуна блеснуло холодное предвкушение - Если уж король все же решит участвовать - буду участвовать и я. 

Это обещание дорогого стоило. Глостер прошел немало битв, и умел ориентироваться в круговерти общей рубки как рыба  в воде. И находясь рядом с королем - мог бы спокойно отвечать за его жизнь. Хоть обрубив руку, поднявшую клинок для опасного удара, или хоть приняв этот удар на себя.

Отредактировано Aedd Wallingford (2016-07-11 21:12:04)

Веки Глостера слегка дрогнули при ее пожатии. Знак внимания и милости, который нельзя было недооценить. И он ценил. Хотя по собственному мнению не сказал и не сделал ничего, заслуживающего признания - всего лишь выполнял свой долг. Не в этом ли суть жизни каждого человека? Вопрос в том, что долг у каждого свой. И он не променял бы свой жребий ни на какой иной, даже если бы имел такую возможность.
А вот при следующих словах королевы, ему понадобилась вся его выдержка, чтобы не скривиться.  Артур Клайдский, и все его семейство (странно, но королеву Глостер отчего-то упорно отказывался воспринимать частью этого семейства, зато Силуэн - единокровную сестру короля и дочь Арго - воспринимал не как дочь рода Уоллингфорд, а как одну из клайдского клана) - были ему точно кость в горле. Их близость королевскому дому, и практически полная автономия были для них непробиваемым щитом, способным прикрыть почти любые выходки, которых ни от кого другого терпеть бы не стали. Это сооружение флота, сношения с Римом, притеснения последователей старых богов, которые вовсю имели место в Клайде - были с его точки зрения угрозой, немалой, постепенной, растущей угрозой королевскому дому Камбрии. Но, вместе с тем, он был совершенно безоружен против них, до тех пор, пока Уайтстоун не совершал никаких прямых попыток нарушить свою вассальную присягу.
Для него не было секретом, что принцесса Силуэн практически в открытую заявляет, что имеет больше прав на трон, чем Эсмонд и Филипп. И отсутствие категорических, твердых законов о наследовании - ей в этом потворствовало. Куда как практичнее было бы объявить и для королевского дома ту полусалическую систему, которая была принята на территории герцогства Глостер, и допускала женщин к наследованию лишь при полном вымирании мужчин во всех родственных линиях. Силуэн пришлось бы укоротить свои амбиции и довольствоваться герцогством своего мужа, а не точить зубы на Камбрийский трон. А Эсмонд и Филипп могли бы преспокойно жениться и оставить потомство - уж кто-нибудь из их сыновей должен же выжить, чтобы не пустить баб к наследованию трона Арго. Так нет же - теперь при любой охоте на кабана, морской прогулке или скачке с ястребами стоило молить богов, чтобы они хранили Эсмонда от роковой случайности, поскольку, случись что - и эта хищница, а вместе с ней и ее муженек разом перелетят из Клайда в столицу с заявлением своих прав. И тогда....
Что произойдет тогда - он знал. Камбрия не примет новую королеву и ее консорта. Большинство герцогств, и даже армия - верны старым богам. И случись  христианам с их божком замахнуться на камбрийский трон - страна ухнет в бездну гражданской войны. Только тогда уже не будет Уоллингфорда, способного вновь ее объединить.
От этих мыслей хотелось скрипеть зубами. Ох не любил Глостер тех ситуаций, которые нельзя было решить твердым законом или еще более твердым клинком. Оставалось полагаться лишь на королеву - которая на зыбкой почве династических отношений преуспела не хуже чем сам он на поле брани.
- Вашим клайдским родственникам, - медленно произнес он, стараясь, чтобы его голос не отражал тех ледяных интонаций, которые поневоле появлялись в его голосе всякий раз, при мысли о Силуэн и Артуре,  - Мы определим почетный караул, сообразный их высокому рангу. В этот караул войдут люди, способные в достаточной мере выказать почтение к высоким гостям, но, при этом, не забывающие о том, что служат они Эсмонду Уоллингфорду, королю Камбрии, а не герцогу Клайдскому. Принц Артур и принцесса Силуэн, без сомнения, привезут с собой собственную охрану, и почти наверняка откажутся ее разоружить, пусть так. Но, в этом случае вооруженный эскорт их будет оставаться лишь за пределами залы, в которой будет находиться король.
Он помолчал, покусывая губы, и добавил.
- Я не доверяю принцессе Силуэн, Ваше Величество. Но, пока она в открытую не совершила ничего вызывающего нарекания - у меня связаны руки.

Глостер лишь кивнул тяжелой, отдавленной кпереди головой, не вдаваясь в подробности. Внедрить верных людей? Так есть уже таковые, и немало, иначе откуда бы ему было знать о том, что в Клайде ужесточили налоги для тех, кто сохранил веру в старых богов, и вообще, при внешней лояльности, Артур Клайдский неуклонно проводит политику, направленную на то, чтобы постепенно выжить всех не-христиан, или обратить их. А туманные слухи о прибытии кораблей из Рима и вовсе заставляли настораживаться. Вера - вещь безобидная, пусть себе машут своими крестами, Клайду не тягаться с Камбрией в военном отношении, пока он, Глостер, жив - в этом отношении он был спокоен. Но если на стороне Клайда выступит Рим, желающий христианизировать весь обитаемый мир?
Ни к чему было говорить об этом вслух. Королева прекрасно знала, как ведутся подобные дела, и, пожалуй, знала лучше него самого. Хотя, получая подобные сведения он всегда, испытывал глухое раздражение. Видишь потенциальный источник беспокойства, и... и что? Вынужден ждать, пока котел вскипит. Самолично погасить под ним огонь, до тех пор, пока котел не угрожает взорваться и расплескать содержимое - это то малое на что он и вправду не имел права.
Он молчал и на ее последующие слова, лишь плотнее сжав губы в ответ на ледяной тон королевы, и с досадой дернул щекой, когда молодая женщина, обнимая его, шепнула то, что разъяснило ему этот тон.
Айт едва не выругался от досады. Ну конечно, принятое при дворе двуличие, вслух говорить одно, для длинных языков и не менее длинных ушей, а вполголоса - другое. Иначе здесь, возможно, и не прожить. Хотя отрезать слишком длинные языки было бы куда более действенным решением. И что за дурацкий обычай, обязывающий женщину повсюду таскать с собой этот курятник, да еще и задумываться - что из сказанного они услышали а что нет? Не проще ли было бы говорить наедине? Так нет же. Ре-пу-та-ция, чтоб всех этих лицемеров гномы калеными кайлами драли во все дыры до скончания времен! Какая к баргестам репутация - что, женщине "неприлично" говорить с племянником своего мужа? Королеве-матери неприлично говорить с главнокомандующим армией? Что, случись им побеседовать наедине - сразу пойдут слухи о ее грехопадении или его домогательствах? Курам на смех, особенно если учесть - кто он! Горбун, чудовище. Так нет же. Проклятые бездельники устроены так, что иная мысль в их пустые головенки и не пролезет! Дурацкий обычай.
Раздражение, и без того незримо, подспудно ворочавшееся где-то в душе, всколыхнулось, оставив во рту горький вкус желчи. Не он выдумал этот мир с его нелепыми правилами, не он создавал этих людей, с их отвратительными повадками, но как, подчас, он жалел, что в руке его - обычный меч, а не молния Тараниса. Порой иногда весь мир и люди в нем становились столь невыносимыми а жизнь столь тягомотной, что он начинал ощущать себя мошкой, попавшей в чашу с патокой. И страстно желал, чтобы земля разверзлась, и поглотила бы их всех без остатка. Может тогда, в новом мире, возникли бы люди, которые умеют жить своей жизнью и своими делами, без сплетен, без лицемерия и фальши. Пусть в этом мире была бы хоть жестокость, хоть бы и кровь - лишь бы не было грязи.
Никто не понимал отчего Глостер был жесток.
А ему казалось нелепым, утомительным и тоскливым - само существование, в постоянном окружении людей, не понимающих одну, такую простую истину о том, что чище грязи, смерть чище лжи, а небытие - достойнее зависти.
И королева, всю жизнь вращающаяся в этом окружении, которое ему самому было всегда (а в такие моменты особенно) невыносимым, почти тошнотворным - умудрялась жить, лавировать, и одерживать победы в этом топком болоте, чему можно было лишь поаплодировать. И молча принять ее модель поведения в данном случае. Раз она так делает - значит тут и сейчас именно так и надо.
Хотя слова сказанные ею, не прояснили ничего. Было ли это негласным разрешением принять превентивные меры против Силуэн? Если да, то какие именно следует предпринять? Родная кровь... родная кровь не мешает Силуэн, если верить слухам, просчитывать свои шансы на корону, вместо того, чтобы искренне желать брату долгих лет, как и полагалось бы сестре. И все же.
- Врагу пришлось бы вначале убить меня, ваше величество, прежде чем связать мне руки. - так же тихо ответил он, склоняясь перед королевой, и стоял в задумчивости, глядя вслед молодой женщине и ее дамам.