Актуальная информация
Дорогие гости и игроки, нашему проекту исполнилось 7 лет. Спасибо за то, что вы с нами.

Если игрок слаб на нервы и в ролевой ищет развлечения и элегантных образов, то пусть не читает нашу историю.

Администрация

Айлин Барнард || Эйлис Стейси

Полезные ссылки
Сюжет || Правила || О мире || Занятые внешности || Нужные || Гостевая
Помощь с созданием персонажа
Игровая хронология || FAQ
Нет и быть не может || Штампы
Игровые события

В конце мая Камбрия празднует присоединение Клайда. По этому случаю в стране проходят самые разнообразные празднества.

В приоритетном розыске:
Принц Филипп, герцогиня Веальда Стейси, Бритмар Стейси, "королевский" друид, Король Эсмонд

В шаге от трона

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В шаге от трона » Архив неучтенных эпизодов » Трактир "Дырявый бочонок", вечер, 11 мая 1587 года


Трактир "Дырявый бочонок", вечер, 11 мая 1587 года

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Прервав очередной рейд по стране, принц Глостер возвращается в столицу, чтобы успеть подготовить надлежащие меры безопасности, и проконтролировать их соблюдение во время празднеств. Но, временами, даже главнокомандующему королевской армией надо отдыхать, и воздавать должное человеческой природе.

+1

2

Ко второй половине дня небо заволокли тучи, сумерки сгустились раньше, чем это можно было ожидать в середине мая, и к тому моменту, когда окончательно стемнело - небо распорола молния и на дорогу зарядили крупные капли дождя.
Глостер лишь ругнулся вполголоса. До столицы оставалось всего ничего, пришпорить коней, и менее чем через час они окажутся в городе. Но очередная гроза путала все планы. Грозы он не боялся, но промокнуть под дождем не хотел. Слишком долгим и далеким был путь, пятый месяц в непрерывной дороге, с короткими ночными остановками - и снова в путь. Изматывающий режим даже для здорового человека, а уж сам он, как ни храбрился, а в последние ночи терзал зубами подушку, чтобы не кричать от судорог в спине. Горбун по опыту знал, что стоит промокнуть как следует, то спина разболится еще сильнее. И если обыкновенно он готов был этим пренебречь, то сейчас, когда все это в сумме накладывалось одно на другое - результат мог не только свалить его с ног, но и помешать ему выполнять свою работу, и этот, последний аргумент, был для него решающим.
Небольшой придорожный трактир и он, и его люди знали превосходно. Слишком часто разъезжая по стране во все поездки туда и обратно приходилось проезжать мимо него. Немудрено, что трактирчик процветал, находясь в таком хлебном месте.
Да и бордель, находившийся поблизости, скрашивал досуг останавливающимся тут путникам.
Лошадей устроили в конюшне, и вовремя. Дождь полил как из ведра.
В трактире было полно народу - в преддверии предстоящих праздников в столицу ехали многие. Глостер, не желая сейчас видеть ни подобострастных, ни испуганных рож, не стал входить в переполненный зал, и остался снаружи, пока Торет и Гардар, договаривались с трактирщиком. Комнат свободных оказалось всего три, и служивые, недолго думая, наняли все - одну для префекта а две другие - для себя, благо служивым расположиться по четверо было не внове.
Ужинали в отдельной комнатенке, отделенной от общего зала драной занавеской из небеленого холста, захватанной руками и заляпанной пятнами эля и подливки. Ужин был ни плох ни хорош. Принц всегда был весьма умерен в еде и выпивке, но его вояки с долгой дороги были неприхотливы, ели и пили так, что за ушами трещало.
Разнежившись в тепле, радуясь как дети тому, что уже завтра будут в столице, солдаты говорили громче чем требуется. Бордель, находившийся тут же, неподалеку, был неисчерпаемым источником сальных шуточек и фантазий в их застольной беседе. Префект их не останавливал. Мужчины всегда мужчины, даже если носят солдатские калиги, а кем они будут, если временами не выпускать пар и не расслабляться. Постоянно напряженной даже тетиву лука не удержишь, и чем лучше могут развлекаться солдаты в свободные часы - тем лучше и достойнее служат.
Слово за слово, фантазия за фантазией - и, Торет, набравшись храбрости, обратился к молчавшему принцу
- Милорд, а может, того? До утра далеко, столица под боком, дел вроде никаких. Может...
Глостер, выдранный его вопросом из глубокой задумчивости, поглядел на него непонимающе
- Ты о чем?
Торет стушевался, зато Гардар, с грубоватой фамильярностью вояки-норманна договорил
- О борделе он, милорд. Может дозволите? Мы быстро. Страсть как охота бабу пощупать-то, столько времени по дорогам да весям мотылялись.
Седеющий Клей поглядел на товарищей предостерегающе, но префект и не думал гневаться. Лагерные шлюхи были при любой армии делом столь же обычным и привычным, что их наличие считалось чем-то совершенно обыкновенным. А солдатам которые пять месяцев кряду носились по всем графствам королевства - не помешает небольшая награда.
- Ступайте - он пожал плечами - Только не все сразу. И имейте в виду, если не успеете выспаться до рассвета - пеняйте на себя.
Солдаты просияли, Гардар хохотнул, хлопнув здоровенной лапищей по столу так, что подпрыгнул глиняный кувшин, а юный Девир вспыхнул до корней волос.
Глостер встал.
- Доброй ночи.
Он уже вышел из комнаты, направляясь к себе, как его нагнал Клей.
- Ваше высочество. А может кто из нас останется? Комнату вашу охранять - народу в трактире полным-полно!
Айт вскинул брови.
- Ты что же, Клей? Думаешь, что тут кто-то вздумает со мной расправиться?
- Ну.... - солдат замялся - Пришлых много. А вы все же брат короля. Командующий, и врагов у вас много. Перед праздниками... а ну как...
Едва заметная, усталая и невеселая улыбка тронула уголок рта горбуна.
- Не стоит беспокоиться. К тому же я вполне способен о себе позаботиться.
Солдат молча кивнул, и уже повернулся, чтобы уйти.
- Клей!
- Да, милорд?
Глостер тряхнул головой отбрасывая с лица волосы.
- Приведи мне женщину. Раз уж все равно в бордель идете.
Тот лишь сморгнул, удивленно. До сих пор с такими просьбами к нему не обращался.
- К-какую милорд? - неуверенно спросил он.
Айт помедлил, и усмехнулся каким-то своим мыслям. Криво, горько, почти зло
- Рыжую.
И скрылся за дверью своей комнаты. Сухо стукнула щеколда.

+2

3

Солдаты, даже если они принадлежат армии короны – люди простые и понятные. Точно знают, чего хотят, платят сразу, изысков не требуют, надолго не задерживаются.  Такие если нагрянут, мигом разбирают девиц, кому какая понравилась, и расходятся по комнатам,  а через пару часов их уже и след простынет. Прямо позавидуешь товаркам, которым такие клиенты достались.
А вот мелкие лавочники, вроде этого старого пня, всю душу вымотают. Проваландалась с ним с обеда до самой ночи, а он еще норовит оплату зажать, с хозяйкой за каждый грош  торгуется, аж пальцы сосискообразные трясутся.
Лучия неприязненно покосилась на пузатенького и благообразного купчишку скадерно отсчитывающего хозяйке монеты.
Шел бы к жене под бок, там все уже оплачено вперед до конца жизни.
Нагрянувшая на ночь глядя в «Три сосны» компания  в алых плащах и впрямь быстро рассосалась по комнатам. Пока Лучия дождалась, когда  клиент расплатился с хозяйкой, и бережно припрятала положенные ей за работу монетки, пока в кадке за холщовой занавеской под бурчание поливавшей ее из кувшина старухи-подметальщицы, смывала с себя торгашескую вонь,  в общей зале никого не осталось.
Ну и ладно.
Она  присела на лавку и  бездумно уставилась в сизые сумерки за окном. Где то совсем близко раскатисто гремел гром, а темные тучи разрывали яркие вспышки молний.
Гроза. Это хорошо. Дождь,  похоже,  зарядил на всю ночь. Клиентов, скорее всего больше не набежит, а значит, хозяйка отпустит спать.
Девушка зябко повела плечами, с улицы тянуло сыростью и неуютом, впрочем, здесь уюта было не больше, но хоть за воротник не льётся.  Невесело усмехнувшись, она пристроила рыжую голову на скрещенные на столе руки, собираясь подремать, пока никто не дергает.
- Лучия, эй, продери глаза. -
Ага, дадут тут вволю подремать, как же. Только успела прикорнуть.
Неожиданно вырванная из полусна цепкими пальцами хозяйки, крепко  тряхнувшими за плечо, она пару мгновений слепо таращилась перед собой, потом разглядела, что рядом с женщиной стоит еще и мужчина.
Вот ведь, ты же, кажется, Кьяру наверх увел, неужто не хватило? Вроде не молодой  уже, голова совсем пегая. И не подумаешь, что такой прыткий.
Вслух конечно такого не скажешь. Девицам, зарабатывающим продажной любовью не положено кукситься. Это у законной жены может голова болеть или настроение быть не  подходящим.
А мы вот прямо счастливы вас видеть.
Лучия поднимается с лавки с заученной улыбкой, выжидательно смотрит на мужчину.
Тот окидывает взглядом фигуру, лицо, рыжие волосы, собранные в небрежную прическу и молча кивает.
- Поедешь с ним в «Дырявый бочонок».-
Хозяйка тоже хочет спать и не хочет долго рассусоливать.
Тьфу ты, еще и в трактир тащиться, по такой погоде.
В дороге придремать не удалось, холодные капли, пробирающиеся даже под плотный плащ, и тряская дорога разогнали остатки сна. Она попыталась было расспросить к кому ее везут, но пеговолосый то ли просто был молчалив от природы, то ли брезговал вести разговоры со шлюхой.
Ну и ладно, сама все увижу.
Собственно, особой разницы ей не было. В борделе быстро утрачиваешь и любопытство и брезгливость. Это только первые месяцы вглядываешься в лица, надеешься увидеть в них что-то человеческое, такое, что позволит попросить помощи. Потом усваиваешь – в бордель идут не за тем, чтобы помогать попавшим в трясину дурочкам. 
Молодой или старый, урод или красавец, не тебе выбирать. 
С такими невеселыми мыслями она сначала тряслась на лошади, потом шагала по полутемному коридору. Наконец мужчина остановился возле двери и негромко стукнул по ней костяшками пальцев.
- Милорд…-
Значит из благородных...
Что ему сказали из комнаты Лучия не разобрала, но ее провожатый приоткрыл дверь и знаком велел ей входить.
Она скинула солдату на руки тяжелый от влаги плащ, стряхнула с волос капли, оправила платье и, навесив привычную улыбку, шагнула в комнату.

+2

4

В комнате было почти темно. Единственная свеча оплывала на колченогом столе, придвинутом к стене. Ее трепещущий огонек освещал пространство на пару ярдов вокруг, а остальная часть комнатки, хоть и небольшой, тонула в глубоком мраке.  В полутьме на границе света и темноты угадывались очертания кровати, у стола стоял колченогий стул, на спинку которого был небрежно брошен широкий черный плащ без гербов и украшений, зато из добротной, плотной и дорогой шерсти. Под ним угадывался полупустой дорожный мешок, скинутый на сиденье. На столе у свечи лежал длинный меч в исцарапанных, окованных железом ножнах. Плетеная обмотка рукояти потемнела, зато округлое навершие блестело как чистое серебро, настолько было отполировано рукой хозяина. Здесь же лежал и кинжал и два мешочка, один из которых, размером поменьше, зато с приятно округлыми боками явно являлся кошельком, а второй содержал что-то пообъемистее. Под темной тканью угадывались грани двух каких-то твердых прямоугольных предметов, размером с пол-ладони.
Было так тихо, словно в комнате никого не было. Не было слышно даже дыхания.
Айт, сидевший в единственном, грубо сколоченном деревянном кресле, под окном, в которое барабанил дождь - молчал. Его черное одеяние и черные, проточенные сединой волосы совершенно сливались с темнотой, в которой тонула эта часть комнаты.
Он смотрел на девушку, склонив голову набок, не двигаясь, со странным ощущением. Водопад рыжих волос был похож на... но лицо было совсем другим. Только вот стояла она вполоборота, и лицо ее было видно плохо. Впрочем, не все ли равно, как она выглядит. Мгновения текли за мгновениями, а он все молчал. Усталость, навалившаяся от всей этой бесконечной дороги, коротких ночевок, и снова дороги, многих месяцев пути, от общения с кучей людей, от которого он уставал сильнее чем от любого дела - была такова, что он почти жалел, что позвал ее. Может проще отослать ее, и попробовать заснуть? Да какой там заснуть. Знакомая, тянущая боль в спине под горбом, уже просыпалась где-то у самых костей, и, он знал, будет лишь усиливаться.
- Повернись - негромко произнес он наконец.

+2

5

Ох. Что ж так темно-то?
Дверь за спиной захлопнулась и Лучия, машинально сделав пару маленьких шажков вперед, остановилась в нерешительности, осторожно поводя глазами по сторонам и пытаясь предугадать, что ее ждет здесь.
Зыбкий, колеблющийся свет единственной свечи выхватывал из темноты лишь придвинутый к стене столик. На нем свалена груда предметов.
Меч. Кинжал. Хозяин комнаты человек военный?
Кошель, судя по всему тяжелый. При деньгах? Впрочем, это и так ясно. Знать бы еще щедрый или скряга?
Остальная обстановка комнаты скорее угадывалась во тьме. Углы и вовсе тонули в непроглядном мраке, и от этого помещение представлялось непомерно большим, гулким и жутковатым. Казалось, в нем  любое сказанное слово будет гулять эхом от стены к стене, как в пещере, многократно повторяясь, превращаясь в жуткие завывания. Но пока ее обострившийся в темноте слух ловит только шорох дождя за окнами, тихое потрескивание пламени, ее собственное едва слышное дыхание. И все.
Может, здесь и нет никого?
Улыбка, которую девушка старательно навесила на лицо, стоя в коридоре, угасает, сменяется выражением растерянности. Что там, за пеленой тьмы, кто там? В голову невольно полезли старые детские страшилки о чудовищах и людоедах.
- Не будь дурочкой, Лучия, -  одергивает она сама себя, - люди куда страшнее любого сказочного чудища. А это обычная гостиничная комната. Вон кровать, стул, на нем одежда. Нет тут ничего жуткого. Просто клиент оказался любителем поиграть в прятки.
Она остается на месте, не пытаясь больше ничего рассмотреть во тьме, просто выжидая.
- Повернись. -
- Ой! – мужской голос, разорвавший густую, успевшую стать напряженной тишину, заставил вздрогнуть. Вопреки ожиданиям он не гулкий, рождающий эхо. Приглушенный, глубокий, без старческого дребезжания, без юношеских срывающихся петушиных нот. И…, она пытается подобрать слово. Стёртый? Равнодушный? Нет, не то, больше, пожалуй, подойдет бесстрастный.
Она все еще не видит того кто велел ей повернуться.
Зато он тебя видит и, похоже, желает рассмотреть лучше.
Лучия делает еще шаг вперед, чтобы попасть в полосу неверного света свечи. Теперь ее должно быть видно достаточно хорошо. Чуть раскинув в стороны полусогнутые в локтях руки, она медленно всем корпусом поворачивается на голос, идущий из самого дальнего угла комнаты. Не спеша, плавно, давая возможность себя рассмотреть.
Сама она видит лишь смутный силуэт сидящего в кресле человека, бледный овал лица. Но черты стерты тьмой.
Однако она уже знает о своем клиенте не так уж мало. Мужчина. Знатного рода. Военный на службе короны. Не мальчишка и не старец. Уставший. Или просто не обрадован тем, что видит.
Если недовольный клиент отправит ее обратно не заплатив, хозяйка будет в ярости.
Лучия откидывает за плечо выбившуюся из прически влажную закудрявившуюся прядь. И усилием возвращает на лицо улыбку. Сдвигает чуть ниже  и без того низкий вырез платья. Светлая как у всех рыжих кожа в полутьме кажется молочно-белой.
- Я не нравлюсь милорду? –
Кажется, в вопросе прозвучало больше озабоченности, чем кокетства и попытки заигрывать. Плохо. Те, кто оставляет заказы в «Трех соснах» хотят, чтобы их обслуживали девицы веселые и озорные. Кислой миной клиента не завлечешь. Но мрачная обстановка комнаты, равнодушный голос мужчины, сбили с нужного настроя и взять подходящий тон пока не удается.

Отредактировано Luchia (2016-07-08 01:28:06)

+2

6

Интересно - сколько ей лет? - как-то отстраненно думал Айт, разглядывая девушку из темноты. Она была молода, хотя ребенком ее вряд ли кто-то бы назвал. От такой жизни женщины стареют быстро. Повернувшись лицом - она уже ничем не напоминала ему ту странную, мимолетную тоску, которая была настолько чуждой его сердцу, что он толком и не понимал, что с ним происходит. Обычная девушка. Миленькая, но не более того. Впрочем... какая разница.
Усталость наваливалась все сильнее. Не надо было садиться - в покое тело размякает, и все, накопленное за долгое время - наваливается разом. И все сильнее давила под хребет тяжелая, тягучая боль.
Ее поза, с разведенными руками, позволявшая полнее обозреть нежные изгибы тела, и жест, которым она отдернула глубокий вырез платья - заставили его усмехнуться. "Нравлюсь". Вот же странно - сколько девок непотребных на свете, а повадки у всех одинаковые.
Он скользил взглядом по ее обнаженной шее, по ее фигуре, по рукам, словно прикасаясь без помощи рук. Немаловажная часть удовольствия, скорее надеждой, чем верным средством разогнать собственную тупую усталость.
Обычная девушка. Но минутное желание отослать ее назад и просто выспаться - прошло так же быстро, как и появилось.
- Разденься - так же спокойно произнес он, не отвечая на ее вопрос, и не двигаясь с места. Черная одежда скрывала его в темноте, словно призрака, зато девушку, стоявшую на свету ему было прекрасно видно. Ее молочно-белая кожа словно светилась в тусклом свете свечи. Наверняка  грудь и плечи у нее усыпаны веснушками - подумалось ему, вызвав странное, невеселое подобие улыбки на блеклых губах. Девушки из простонародья, в отличие от скованных этикетом аристократок - не были ограничены в свободе передвижения, и такие вот рыженькие всегда были усыпаны "поцелуями солнца".

+2

7

Глаза постепенно привыкают к мраку, и теперь силуэт сидящего в кресле человека  уже кажется ей не таким размытым. Ей уже кажется, что она угадывает под черным, сливающимся с мраком одеянием, широкие плечи, руку на подлокотнике кресла. Лицо, правда, по-прежнему остается для нее смазаным бледным пятном с темными провалами на месте глаз, видно только, что голова по-птичьи склонена к плечу.
Вообще во всей позе ей видится что-то странное, как будто бы неправильное, но вот что именно, уловить никак не удается. А может это просто мрак так обманчиво искажает картину.
Мужчина  не спешит что-либо говорить, и не двигается, словно застыл или уснул.
Лучия выжидает, стоя в освещенном круге,  терпеливо удерживая все ту же позу и улыбку на лице.
А вдруг он там и вправду придремал?  И до утра проспит. Наверно это было бы смешно.
Смеяться ей не хочется.
- Разденься.-
Что ж, второе распоряжение не длиннее первого, и отдано все тем же бесстрастным тоном, ее сегодняшний клиент явно не балагур и не тратит слов попусту.
Ладно, хотя бы стало понятно, что ты там не спишь, и  не намерен выставить меня сразу, раз решил разглядеть что под платьем, то, скорее всего уже не выпроводишь.
Лучия изгибается, заведя руки назад и  привычно нащупывая пальцами завязки на корсаже. В отличие от девушек  из северных районов, предпочитающих  свободные платья, она, выросшая в Клайде, перешивала свою одежду в соответствии со вкусом тамошних жительниц, с помощью шнуровки на корсаже, подчеркивая талию, благо та у нее достаточно тонкая.  С юности привычная к такой одежде она умеет ловко и быстро справляться с крючками и шнурками. Вот и сейчас ей понадобилась не больше минуты, чтобы расшнуровать верхнее платье и спустить его с плеч вместе с нижней рубашкой.
Оставшись обнаженно до пояса, она на миг обхватывает себя руками за плечи. Дело вовсе не в смущении и даже не в желании подразнить наблюдающего за ней мужчину. Чутье подсказывает, что этого клиента жеманство и притворная стыдливость едва ли подогреют, так же как фальшивый щебет. Лучше молчать и исполнять, что велит.  Работая в заведении, подобном «Трем соснам» мудрено остаться скромницей,  нагота собственная ли, чужая ли, давно ее не смущает, так же как сознание того, что ее разглядывают и оценивают не вызывает ни протеста, ни трепета.  Дело лишь в том, что за окнами после грозы явственно похолодало и в комнате тоже вовсе не жарко. Кожа тут же покрылась зябкими мурашками и такой жест - это лишь попытка сохранить еще на какой-то миг тепло.
Чуть притерпевшись к прохладному воздуху, она разнимает руки, проводит ладонями по бедрам,  освобождая их от юбок. Небрежно перешагивает через ворох  упавшей к ногам одежды, подойдя на шаг ближе к скрытому тьмой человеку, на короткий миг склоняется в полупоклоне, словно говоря: - Исполнено, - и  снова замирает, выпрямившись.
Черный и молчаливый человек в кресле, к ее собственному удивлению, начинает вызывать у нее что-то вроде любопытства. Ощущение откуда-то из прошлой жизни, казавшееся давно забытым и утраченным, прочно сменившимся раз и навсегда равнодушной покорностью.
Кто ж ты такой? Почему прячешься во тьме? Кого хотел сегодня здесь увидеть, вместо меня?

Отредактировано Luchia (2016-07-12 01:32:12)

+2

8

Айт скользил взглядом по ее фигуре. По тоненькой шее, по трогательно выступающим кончикам ключиц, по нежным полукружиям груди, по гладкому животу, по стройным ногам, словно бы не смотрел - а прикасался взглядом. И, кажется, даже начинал чувствовать, как отпускает прочно вгрызшаяся в сердце, неведомо откуда взявшаяся тоска и усталость.
Возможно, это и правда была не худшая из идей.
Он покрепче оперся о подлокотники, и сильным напряжением рук извлек собственное тело из кресла - словно вытягивал из воды тяжелый, неподъемный мешок, поднимая его на веревке.
Глостер все еще стоял в темноте, но жуткий, гротескный силуэт его, уже наверняка обрисовывался четче чем окружающая его тьма. Уголки губ тронула едкая улыбка. Любопытно посмотреть - как отреагирует эта на его облик.
Он знал как это бывает. Суеверный ужас, страх, дрожь, сдерживаемая все тем же страхом, и попытками натянуть фальшивую улыбочку, словно его облик их не пугает. Любопытно, найдется когда-нибудь хоть одна, которая не попытается спрятать свои истинные ощущения за вежливостью - деланной ли или истинной.
Про леди Алинор он старался не думать.
Жестоко это было - поверить, позволить хоть чуть-чуть разжаться каменному кокону собственного сердца, так сладостно обмануться - хотя бы на несколько часов.
Жестоко - потому что безжалостный рассудок все равно держал верх. И на смену удивительному, впервые в жизни возникшему чувству тепла и нежности - пришло ледяное осознание правды. Не было всего этого, глупец. Было лишь сострадание, или чего доброго - жалость. Тепло - обычное тепло доброго человека по отношению к тому, кто был к ней добр. Сострадание и благодарность. Ничего более.
Слышишь, дурак! Ни-че-го более, уясни это себе раз и навсегда.

Он усмехнулся, и тяжело шагнул к девушке. И еще один шаг, выходя в освещенный круг, позволяя ей рассмотреть себя, неотрывно глядя на девушку тяжелым, неподвижным взглядом, с едва заметной тенью улыбки в уголке рта - недоброй и выжидающей.

+2

9

Мужчина  разглядывает ее долго. Не меняя позы, не отдавая новых распоряжений,  никак не давая понять насколько ему нравиться то, что он видит.
Впрочем, если бы не нравилось, чего бы так долго таращиться?
Лучия осторожно переступает с ноги на ногу. Стоять, неподвижно, вытянувшись в струнку как на параде, утомительно.  Стоять голышом, зная, что тебя разглядывают, и при этом иметь возможность только гадать что там, в голове у человека во мраке и что будет дальше – неуютно.
Что бы ни было, выбирать не тебе, а тому, кто платит. Очередное напоминание, но спокойствие оно не приносит.
Да кто же ты, почему прячешься? Чего хочешь?
Любопытство, пришедшее на смену равнодушию, теперь вытесняется тревогой. Хочется  снова обхватить себя руками за плечи, уже не от холода, а в попытке хотя бы так защититься от непонятного и пугающего.
-Нельзя, - одергивает она себя, - Клиент желает видеть товар лицом. Точнее сиськами. -
Еще мгновение и ее проберет нервный смех, клокочущий и пузырящийся  на губах.
Силуэт в кресле, наконец, утратил неподвижность, сместился, потянулся вверх, смешиваясь с тьмой. Сидевший поднимался тяжело, медленно, опираясь на подлокотники обеими руками.
Половицы жалобно скрипнули под тяжелыми шагами и  наконец, тот, кто скрывался во тьме, шагнул в круг света. 
И тревога отступает, медленно разжимает цепкие когти.
И всего-то?
Лучия  не смогла сдержать вздох облегчения. Человек прятался во мраке не от того, что задумывал сотворить с ней что-то злое и страшное. Он просто привык скрывать от людей свое уродство.
От кого ж ты вздумал прятать свой горб? От шлюхи? Неужто боялся не понравиться?
Добродетельные женщины имеют право выбирать  и отвергать. Чтобы заполучить такую женщину мужчина должен стать в ее глазах  лучшим. Показать все то, что выгодно отличает его от остальных и скрывать то, чем нет повода гордиться.
А для шлюхи нет нужды быть лучшим, нет нужды прятать ни свои слабости, ни свои грязные мысли, которые постыдишься явить даме добродетельной.  Ей можно явиться таким, какой ты есть. Достаточно лишь заплатить и тебя примут любого. И ненадолго позволят забыть о том, что таким, какой ты есть,  добродетельным женщинам ты неугоден.
Улыбка, отработанная, навечно наклеенная для клиентов, снова возвращается на губы. Лучия подходит к мрачному калеке вплотную и заглядывает в лицо, в глубину темных глаз. Бог видимо задумывал этого человека высоким и стройным. Даже с изломанной спиной  и головой оттянутой горбом вниз он выше нее ростом.
Привычным гибким движением она приникает к мужчине, по-кошачьи ластиться, давая возможность почувствовать изгибы своего тела.
Просто мужчина. Желающий от нее того же, чего до него желали десятки других. Все просто. Все понятно. Не страшно.
А ты ведь  будешь представлять на моем месте кого-то из тех добродетельных дам, которых не можешь заполучить. Чем я на нее похожа? Ростом, статью? Или рыжей гривой?
- Милорд желает остаться в одежде? Или позволит мне помочь ее снять? -
Уродство клиента не помеха в работе. Видала она и хуже.
Грубая  ткань военного камзола неприятно царапает нежную кожу. Что ж он весь в черном, как на похоронах? Где его алый плащ. И в тот же миг в голове, словно яркая вспышка света и все разрозненные кубики складываются в единую картину:
Алые плащи.
Меч  и кинжал.
Почтение и даже страх, с которыми солдат в алом плаще стучался в дверь.
Причина, по которой он ничего не захотел ей рассказать о человеке, к которому ее везет.
Черная одежда.
Горб.
Это не просто горбун, не просто урод с искривлённой спиной, это тот самый...
Глаза девушки и округлились, и она шарахнулась в сторону.
- Черный горбун! –
Слова слетают с губ помимо воли. Она в ужасе зажимает рот рукой, но поздно, слово - не воробей.
Его называют и иначе, более красивыми именами. Главнокомандующий Камбрийской армии, Карающий меч короны, Цепной пес короля. Но куда чаще называют Черным горбуном. Не только за черную одежду. За черные дела и черную душу. О злодеяниях этого человека рассказывали друг другу страшным шепотом и с оглядкой, словно боясь навлечь на себя проклятье. В песне о нем менестрели поют "там, где  Черный горбун пройдет, только дождь свои слезы льет, а кто жил, и кто пел, всяк умрет"
Лучия не в силах отвести взгляда от жуткого человека слепо отступает назад до тех пор, пока не упирается спиной в стол. 
Говорили, что Черный горбун не знает ни жалости, ни милосердия,
Говорили, что он  лично резал и воздевал на пики головы мятежных лордов.
Говорили, он предпочитал собственными руками вздергивать пленных, носивших на одежде гербы Дарнли и Линвудов. Говорили, у него не могли вымолить пощады ни женщины, ни малые ребятишки,
Говорят он чуть ли не людоед,
А еще говорили, при рождении он был красив и строен, а спину ему скрючило  после того, как он продал Нечистому душу, его горб  - метка дьявола.
Голова у Лучии начинает кружиться от душного, навалившегося ужаса.

Свернутый текст

Раз уж принц, расказывая о мятеже привел в пример судьбу Рейнов из Кастамера, то и сочла возможным сделать отсылку к дедушке Мартину. Ну и немножко к городским легендам о всяких Черных...

Отредактировано Luchia (2016-07-15 22:25:47)

+2

10

Глаза Глостера, казалось, вспыхнули в полутьме, словно отражая свет свечи, а через секунду язвительная, хищная улыбка изломала тонкие губы. На-а-адо же!
Девица отшатнулась в сторону, зажимая рот рукой, но ее округлившиеся от страха глаза говорили больше, чем сказал вырвавшийся у нее вопль. Черный Горбун. Да... он слышал и это прозвище, хотя еще не находился тот, кто назвал бы его так в лицо. А зря. Глостер втайне гордился этим прозвищем чуть ли не больше, чем остальными своими регалиями, вместе взятыми. Потому что титул и имя он получил по праву рождения, а чин и репутацию заработал сам - собственным мечом и поступками.  Айт знал, что внушает страх, и это его вполне устраивало. Он был рукой короля, мечом королевского гнева, а уважение к монарху в немалой степени базируется на опасении перед остротой его мечей.  И после истории с Дарнли и Линвудом - навряд ли кто-то осмелится бунтовать против короля, по крайней мере, до тех пор, пока он, Глостер жив. А если попытается - ему же хуже.
Однако, девица, при ближайшем рассмотрении оказалась вовсе недурна. Или это ей так шел страх?  Айт сделал еще шаг, и остановился, склонив голову к плечу, и беззастенчиво разглядывая ее в упор. Мурашки на молочно-белой коже, отвердевшие от страха соски, верно, страх не худшая замена возбуждению. Ну по крайней мере, девице не придется симулировать желание - немалое преимущество, что ни говори.
До того, двигавшийся очень мало и плавно - он неожиданно быстрым и резким движением обхватил ее руки за запястья и привлек к себе, практически вплотную, и наклонил голову так, что едва не касался губами ее виска. Такая тоненькая. Ее запястья в его руках казались хрупкими как две тростинки. Запах дождя, мокрых волос, мыла, чего-то цветочного...  Да, она определенно была хороша, и теперь он по-настоящему начинал ощущать влечение. Ему нравилось, когда девицы из борделей не опускались до разряда дешевых трактирных шлюх, благоухающих потом и вином. С другими женщинами он практически никогда не имел дела, не желая быть посмешищем. И еще потому, что непотребные девки знали как избежать ненужного потомства. Что-что а плодить горбатых бастардов, Айт совершенно не намеревался.
- Да-а. - почти промурлыкал горбун ей в ухо, отвечая на бессознательно вырвавшийся вопль. - Я самый. Что же ты, более не испытываешь желания помочь мне раздеться?

+2

11

- Это не он, — беззвучно взмолилась Лучия.
Горбун сделал еще шаг,  и она не имея возможности отступать дальше, но безуспешно пытаясь сохранить дистанцию, откинулась всем телом назад, изогнувшись в пояснице. Жесткая кромка столешницы больно впилась в тело.
Если в армии короля есть один горбун, то мог ведь оказаться и второй? Ну ведь мог?
Она увязла в липком ужасе, как в густом киселе, ушла в него с головой и, в безумной надежде стать невидимой и незаметной, замерла  неподвижно в неловкой изломанной позе, не глядя в бледное лицо, в черные завораживающие, как у змея глаза, даже пытаясь сдержать ставшее тяжелым и медленным дыхание.
Нет, конечно, это детская, наивная хитрость не помогла. От резкого рывка ее бросило вперед, как тряпичную куклу, почти вжало в жилистое мужское тело, по сравнению с которым ее собственное  - ломкий тростник. На запястьях словно тиски сомкнулись.
Боже, сделай, чтобы это был не он! Это безнадежная молитва - единственное, за что можно было  уцепиться.
- Дааа, я самый , -  от тягучего, словно сочившегося ядом голоса, сердце, бившееся в сетке ребер обезумевшей пойманной рыбкой, разом ухнуло куда-то вниз.
Бог не слушит молитв грешных девчонок.
Он. Значит он.
Лучия сжалась в комок, накрепко зажмурилась, уверенная, что в следующий миг на нее обрушится страшный, гасящий сознание удар. Глупой девке, осмелившейся в лицо выкрикнуть оскорбительное прозвище, жуткий  Черный горбун просто снесет рыжую голову, как спелую тыкву.
Сейчас, вот сейчас…
- Что же ты, более не испытываешь желания помочь мне раздеться? -
Осознав, что ее не собираются убивать на месте за недопустимую дерзость, Лучия изумленно распахнула зажмуренные глаза.Чужое  ухмыляющееся  лицо теперь придвинулось вплотную, почти касаясь ее лица. Крылья тонкого носа раздувались, горячее дыхание обдавало висок, черные глаза горели злым торжеством.
Говорят,  хищники чуют запах страха. Ты тоже чуешь? Не просто чуешь, упиваешься?
- Испытываю, милорд, - голос еле слышный, дрожал и ломался. Вопрос едва ли был задан с расчетом получить ответ, да и едва ли его вправду интересовали ее желания, но она сейчас даже не врала, отвечая. Она и вправду испытывала желание выполнить все, для чего ее сюда привезли, чтобы поскорее получить возможность убраться.
Не пытайся предлагать ему то, что ему не нужно. Дай ему именно то, что он хочет, Лучия. У тебя нет возможности избежать этой игры? Тогда играй по его правилам. И если ужас плещущийся в глазах, трепет тела, холодный озноб от которого ты вздрагиваешь, вздымающаяся от сбившегося дыхания грудь куда вернее разожгут его темный плотский голод, чем улыбки и кокетство, то пусть получит, то, что хочет, пусть почувствует твою непритворную безудержно колотящую дрожь, пусть напьется твоим страхом досыта.
Пожалуй, она даже была бы способна получить от этого толику удовольствия, это как в детстве – заглянешь в темное бездонное жерло колодца и сладко ужаснешься.
Девица из «Трех сосен»  запрокинула голову,  умоляюще всматриваясь в перечеркнутое кривой усмешкой лицо клиента, в злые, темные и глубокие,  как те бездонные колодцы из детства, глаза, надеясь увидеть что-то, что подскажет, как дальше действовать, и, не удержав нового приступа страха, тихо ахнула, по телу пробежала новая волна дрожжи.

Отредактировано Luchia (2016-08-11 14:08:34)

+2

12

Айт сощурился, склоняя голову набок, и глядя в глаза девушки чуть ли не в упор. Глаза, с расширившимися от страха и скупого освещения зрачками, тонкие ободки серо-голубой прозрачности, окружавшие безднные черные колодцы. Он не торопился, разглядывая ее, едва заметно улыбаясь плотно сомкнутыми губами. Что ж. Это лучше. Это гораздо лучше притворства. Много встречалось таких, которые пытались делать вид, что не боятся его репутации. Многие пытались делать вид - что им не отвратительна его внешность. Многие пытались даже изобразить интерес, или того пуще - сочувствие. Их глаза кричали "ты тошнотворен", а языки пели лицемерное "Ах, за что же такое могло достаться ребенку". Болезнь... да, это и была болезнь, раз так утверждал Илдред. Но куда вернее было другое - проклятие. Да и что бы оно ни было - отвратительный результат напрочь перечеркивал причину. Какая в конце концов разница.
А эта....
Он резко втянул воздух носом, словно пытаясь ощутить запах ее страха, и отпустив ее руки - провел кончиками пальцев по ее правой щеке, по шее, не отрывая пронзительного взгляда от ее глаз, не глядя на то, что делает - повел руку дальше, очерчивая на ощупь тоненькую полоску выступающей ключицы, скользнул ниже, обводя кончиками пальцев контур правой груди, словно невзначай задел ребром ладони сосок и его глаза вспыхнули, ощутив ее трепет. Совсем дитя. Нежная, юная, еще не огрубевшая, похожая в этом на....
Он едва не зарычал, пытаясь отбросить мысли снова набросившиеся на его сознание, точно оголодавшие волки. Та... Она тоже притворялась. Вбей уже это себе в голову! Притворялась и жалела, естественной реакцией женщины на любое существо нуждающееся в помощи. Только вот не льсти себя надеждой, что был не отвратителен ей. Был. Да еще как, поскольку любая, если она не слепа, не почувствует иного.
Душу затопило кипятком, жгучим, заполняющим все существо, сдавливающим даже дыхание от едва сдерживаемого бешенства на себя. Вот. Смотри внимательно. Вот показатель. Похоже единственные правдивые глаза, которые ты видел за последние двенадцать лет. Смотри! Да, девка, да, шлюха. Но по крайней мере не притворяется, хвала богам!
А сейчас ему хотелось этого. Правды. Не притворства, не вежливости, не напускного сочувствия или такта.
Правды!
Хотелось видеть. И страх.
И отвращение.
Увидеть, испить до самого дна, и выбить тем последние остатки мыслей, которые никак не хотели униматься. Убить в себе этот сладостный самообман, хотя бы страхом и отвращением публичной девки, раз уж его собственной разум так желал обмануться. Правды, боги!
Девушка трепетала в его руках, точно тростинка. Он видел как лихорадочно бьется голубоватая жилка под белоснежной кожей на ее запрокинутой шее, слышал, как ломался, подрагивая, ее голос. 
Его губы дрогнули и раздвинулись в хищной улыбке, приоткрыв стиснутые зубы. Рука скользнула ниже, по нежному изгибу талии спереди назад, и обхватив ее стан - притиснула к нему вплотную, властным, не оставляющим сомнения в его намерениях жестом. Кончики пальцев крепко легли на мягкую плоть пониже талии, хоть и не причиняя боли. Вторая рука погрузилась в тяжелые рыжие пряди, и притиснула ее лицо вплотную к нему. Совсем близко оказались прозрачные, серо-голубые глаза.
Серо-голубые. Не зеленые.
Целовать шлюху. Что может быть смешнее.
Он никогда не делал этого раньше. Но сейчас - впился в ее губы, долгим, жадным поцелуем, словно не решил что желает сделать - поцеловать или укусить, и выпустил лишь тогда, когда у него самого перехватило дыхание.
И тут же, уронил руки, выпуская ее из объятий, точно из капкана. Только вот взглядом - пронзительным, острым, жестким, не отрывающимся от ее расширенных зрачков, словно бы удерживал ее на том же растоянии.
- Ну так действуй. - почти шепотом произнес он наконец. - Чего же ты ждешь?
Позволить себя раздеть? Еще одно то, чего он никогда не делал. С девками всегда было достаточно лишь снять штаны.
Но сейчас ему этого хотелось. Хотелось, чтобы она его увидела. Увидеть в ее глазах то, что там появится, увидеть, и никогда больше не позволять себе забывать это выражение.

+2


Вы здесь » В шаге от трона » Архив неучтенных эпизодов » Трактир "Дырявый бочонок", вечер, 11 мая 1587 года


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно